Африка: Сборник - страница 28
Гостям не пришлось раскаиваться, что они явились в дом к моему господину. Он устроил на редкость пышный и изысканный праздник. Лучшие повара и кондитеры старого города приготовили блюда и пирожные. Из напитков подавали самые дорогие вина и ароматнейший чай. И таких, которые обжигают горло, тоже было вдоволь. Для любителей покурить наркотик были приготовлены наргиле.
Что до меня, то я всю ночь наслаждался музыкой. Абд аль-Меджид Шакраф, который плохо в ней разбирался, поручил мне созвать лучших среди арабов исполнителей на виоле, гитаре и тамбурине. Я выполнил его поручение, и когда музыканты заиграли старинные ан-далусские мелодии, я не удержался и запел.
Вы знаете, друзья мои, что я не люблю выступать перед публикой. Некоторых удивляет моя застенчивость, другие упрекают меня в чрезмерной гордости, полагая, что мне нравится, когда меня упрашивают. Но все это чепуха, поверьте. Я пою по-настоящему хорошо, лишь когда дух нисходит на меня и овладевает моим голосом, а это случается нечасто. И, уж конечно, не по заказу и не в обществе людей, которые мне несимпатичны. Наверное, поэтому так порой хвалят мой голос. Но дело вовсе не в нем, а в духе.
Итак, в тот вечер в доме Абд аль-Меджида Шакрафа звучала прекрасная музыка, и мне очень хотелось доставить удовольствие моему господину и как-то поддержать его престиж, поскольку все гости, за исключением рыжеусого Флаэрти, в действительности были его недругами, а он этого не заслуживал. Он был добр, защищал обездоленных, а если и совершал ошибки, так только из-за своего простодушия и искренней уверенности в том, что он гражданин самой богатой, самой могущественной и самой свободной страны в мире.
Я старался от всей души и думал только о том, как голосом восславить дух, что снизошел на меня. И те, кто слышал, как он поет во мне, были довольны.
Но когда дух покинул меня, я умолк. Напрасно меня просили спеть еще, я ничего не мог с собой поделать. Я отказал даже самому Максуду Абд ар-Рахману — этому всесильному, толстому и злому человеку. Тогда он сказал моему господину:
— На твоем месте я бы приказал хорошенько его высечь — и он бы пел всю ночь.
— В моей стране нет больше рабов, — ответил Абд аль-Меджид Шакраф.
А я поклялся в душе, что никогда в жизни не стану петь для таких людей, как Максуд.
Но тот больше не вспомнил обо мне, потому что в эту минуту появились десять арабских танцовщиц. Некоторые из них танцевали уже давно, остальные же были совсем молоденькие и необычайно грациозные девушки.
Гости еще охотнее стали вливать в себя напитки, чаще прикладывались к наргиле. Танцовщицы расхаживали по залу, покачивая бедрами. Мне вскоре это прискучило, и я отправился на улицу поиграть с Омаром и Айшей.
— Что? Уйти в самый разгар праздника! — воскликнул Ибрагим, молодой продавец цветов. Глаза у него блестели от вожделения.
— Ты забываешь, что Башир еще не мужчина, — ответил, смеясь, Галеб-водонос.
— К счастью для него, — прошептал смиренный старец Хусейн.
И Башир заговорил вновь:
— На следующий день после полудня Абд аль-Меджид Шакраф отправился к госпоже Элен, чтобы скоротать время в приятнейшей беседе. А я пошел в порт, куда ежедневно в этот час один за другим приходят корабли из Альхесираса и Гибралтара. Это всегда развлечение, да и кое-какая польза.
Проходя мимо таможенной кофейни, находящейся у самых портовых ворот, я заметил на террасе моего друга Флаэрти — а я был почти уверен, что найду его там, — и вместе с ним одного пожилого француза.
Я очень люблю эту кофейню. В окна видны красивые яхты и испанские пароходы регулярной линии, большие суда, плавающие по семи морям, и рыбацкие баркасы. Среди завсегдатаев — испанцы, мальтийцы, арабы, евреи, таможенники, полицейские, честные и бесчестные торговцы, матросы, контрабандисты. Все они собираются вокруг столов с домино. Слышны негромкие голоса: посетители что-то предлагают, покупают, продают, совершают разного рода сделки.
Воспользовавшись случаем, я подошел к моему другу Флаэрти и, усевшись рядом с ним, с глубоким почтением приветствовал его собеседника господина Рибоделя. Сделал я это, надо сказать, от всего сердца, потому что господин Рибодель — человек весьма преклонного возраста и на удивление обширных познаний. Наш город он знает лучше любого другого иностранца и даже, друзья мои, лучше любого араба. Вот уже пятьдесят лет, как он живет в Танжере. Он приехал сюда во времена, когда не было еще Большого базара, когда в Марокко правил султан и консулы иностранных государств, чтобы получить у него аудиенцию, должны были скакать на лошади в Фес непременно в сопровождении охраны, поскольку за стенами старого города, по горам и равнинам, рыскали вооруженные отряды берберов. С той поры старый Рибодель и знает Танжер. И хотя сыновья его сыновей уже взрослые люди, он продолжает с успехом заниматься адвокатской деятельностью. Он лучше, чем кто бы то ни было, разбирается в сложном законодательстве этой страны и лучше других осведомлен в том, что готовят и над чем размышляют в данный момент судьи, разные влиятельные люди и даже консулы иностранных держав.