Африка: Сборник - страница 59

Но как только их деньги оказались здесь, они снова начали дрожать за них. Не изменятся ли танжерские законы, обеспокоенно спрашивали они, и не станут ли такими, как в Европе? Все-таки Танжером управляют семь европейских государств. И что произойдет в случае войны? Бомбежки… С тех пор как американцы построили здесь мощную радиостанцию, Танжер перестал быть безопасным… И кто знает… Гибралтарский пролив такой узкий. Враг может добраться сюда… И наконец, арабы… Они могут взбунтоваться…

Напрасно господин Буллерс их успокаивал, этим несчастным никак не удавалось обрести мир в душе. Они оставляли господину Буллерсу лишь часть своего состояния, а остальное везли все дальше и дальше, чтобы еще часть оставить в других странах, за морями и океанами. Так сеяли они по миру свое бесполезное золото.

Но не думайте, друзья мои, что один лишь господин Буллерс копит огромные деньги. В Танжере, говорят, существуют десятки, сотни банков и банковских контор, занятых только этим. Чрево нашего небольшого города напичкано золотом. Я же могу вам рассказать лишь то, о чем поведала мне Лея, мой большой друг, проведшая несколько лет в проклятых лагерях и, словно клейменый зверь, носившая на руке свой номер. А теперь эта же самая Лея ночевала в гамаке дяди Тома, каждый вечер видела, как ее дядя, старый Самуэль, из последних сил тащится в ночные рестораны с карандашом в руках и рулоном белой бумаги под мышкой, и каждый день помогала господину Буллерсу и другим прятать, охранять, погребать горы их золота.

И я, нищий, я, горбун, был ее единственным доверенным лицом. У нее не было больше никого, с кем она могла бы поделиться своими мыслями. Маленький старый Самуэль все больше слабел — и телом, и духом. Теперь, когда его племянница наконец обрела свободу, cats он, казалось, утратил смысл жизни и силы для дальнейшей борьбы.

Внезапно из толпы раздался злой хриплый голос:

— Погоди, погоди, враль горбатый! — И Сейид, уличный чтец, которого Башир своими рассказами лишил куска хлеба, спросил: — А куда подевался молодой испанец? Тот, что приехал к старому негру тем же вечером, что и племянница Самуэля?

И Зельма-бедуинка, с мягкими и очень живыми глазами, воскликнула:

— Правда, правда! Ты обещал нам любовную историю!

Все женщины, и красавец Ибрагим, продавец цветов, и другие молодые мужчины одобрили бедуинку.

А Наххас, старый ростовщик, усмехнулся в свою выцветшую бороду, испачканную желтой слюной:

— Продавец вымысла! Мелкий жулик!

Однако Башир ответил ему тоном, в котором прозвучало прекрасно сыгранное удивление:

— О дяденька! Неужели твое ремесло до такой степени лишило тебя здравого смысла? Ты и в самом деле полагаешь, что с судьбой можно так же легко плутовать, как это Делает ростовщик со своими весами?

И, оставив озадаченного старика Наххаса, Башир обратился ко всем слушателям:

— Вот теперь, друзья мои, настало время поведать вам, что было предначертано свыше для Франсиско и Леи.

— Говори! О, говори же скорей! — простонала Зельма-бедуинка.

И Башир продолжил свой рассказ:

— Их любовь зародилась с первой же встречи. Но если сами они вначале даже не подозревали об этом, я все понял сразу — и вот каким, довольно необычным, образом: в тот вечер у дяди Тома я страдал, видя Лею и Франсиско вместе.

Да, мне было больно, невыносимо больно, как если бы мне разорвали сердце или копьем проткнули живот. Во рту я чувствовал горечь, но я знал, что это не болезнь. Когда я шнырял по городу в поисках подаяния или пищи, развлечения или ночлега, я чувствовал себя бодрым и жизнерадостным. Я с легким сердцем разговаривал с моим другом Флаэрти и с госпожой Элен. Я получал удовольствие от умных речей старого господина Рибоделя. Более того, я очень любил Франсиско — но только когда с нами не было Леи. Этот веселый храбрый человек рассказывал о своей жизни в Испании истории, которые горячили мне кровь. А когда я оставался с Леей наедине, ее лицо, обращенное ко мне, ее слова и та нежность, с какой она ко мне относилась, делали меня поистине счастливым.

Но взгляды, которыми они обменивались с Франсиско, чуть заметная улыбка, предназначенная только для него, — о Аллах всемогущий! Почему даже теперь, когда все уже позади, из груди моей рвется стон при одном лишь воспоминании об этом? А когда они отправлялись на прогулку, вдоль пляжа, под звездами, — о Аллах всемилостивый! Сделай так, чтобы я никогда больше не почувствовал этого обжигающего душу пламени…