Агава - страница 18
не так широко, как сегодня… Вот вам пример того, как рушатся некоторые преграды. Не скажу, чтобы Фульви когда-нибудь пользовался давними дружескими связями — отнюдь, новы ведь знаете, как трудно бывает избавиться от прошлого.
— Ну а как же с назначением на этот высокий пост в НАТО? — не выдерживает Алесси. Он чувствует, что его уже раскусили, и догадывается, какой сейчас последует ответ.
— Это разные вещи, — говорит генерал. — Одно дело возглавлять столь сложную организацию, руководить работой множества людей, постоянно быть на виду у политических сил и общественного мнения, другое дело — выполнять работу, требующую обширных и глубоких технических познаний, которыми он обладал, и притом — в организации международного масштаба, где их очень высоко ценят.
Паоло Алесси смотрит на сидящего перед ним человека. Его руки лежат на столе почти неподвижно — свидетельство полного самоконтроля. Только едва заметное движение выдает его нервозность: подушечкой среднего пальца правой руки Страмбелли катает по столу карандаш — пол-оборота вправо, пол-оборота влево.
— Я рассказал вам всю правду, — продолжает генерал, — чтобы вы не придавали значения всяким вздорным слухам. Фульви был хорошим офицером. Я близко знал его. Знаю его жену и дочь. Эта смерть — несчастный случай. Особенно трагический оттого, что он связан с обстоятельствами личной жизни уставшего, измотанного человека, мучительно переживавшего разлад в семейной жизни. Фульви обладал обостренным чувством долга, высоким сознанием ответственности за выполняемую работу, а вот душа его оставалась незащищенной. Фульви переживал душевный кризис, который мы, как видно, не помогли ему преодолеть… — С этими словами Страмбелли поднимается. Он вздыхает, и улыбка на его лице сменяется выражением скорбного участия. — Вот в чем трагедия Фульви.
Пожав журналисту руку, генерал провожает его до двери.
— Если возникнут какие-нибудь проблемы, звоните. Для вас я всегда на месте. В такие трудные моменты сотрудничество с вами для нас очень важно. Буду рад хоть чем-нибудь помочь вам…
Алесси в задумчивости спускается по лестнице. В душе у него нарастает глухое раздражение. Своей последней фразой генерал, пожалуй, хватил через край. Человеку, привыкшему везде наталкиваться на сопротивление, такая готовность помочь не может не показаться подозрительной. Алесси не верит генералу. Может, он еще не вполне освоился с новой расстановкой политических сил?
— С тех пор как стал вхож в такие кабинеты, ты уж и здороваться не желаешь? раздается за спиной Алесси. Он даже вздрагивает от неожиданности. На его плечо ложиться чья-то рука.
— Лейтенант! Что ты здесь делаешь? Не ты ли собирался все бросить и уехать преподавать итальянский и историю в Бари, завести парусную лодку и жить себе, плюя в потолок?
— И еще жениться на молоденькой учительнице.
Несколько секунд оба, держась за руки, разглядывают друг друга: С Федерико Мональди журналист познакомился два года тому назад в бюро информации министерства обороны. Оба питали страсть к парусному спорту И как-то провели отпуск вместе, в Кастильоне делла Пескайя. В распоряжении Мональди и двух его коллег был учебный парусник «Арпедже», принадлежавший школе морских офицеров.
Паоло перебрался со своей лодки на «Арпедже» и присоединился к его экипажу, направлявшемуся на несколько дней к острову Эльба. Тогда-то Федеоико и признался ему, что хочет бросить военную службу, стать преподавателем в родном городе, жениться на местной молоденькой учительнице: при двух зарплатах можно все лето проводить на море. О политике они почти не говорили, так как принадлежали к разным лагерям, но и баррикад никогда не воздвигали. А что касается яхт и моря, Мональди был незаменимым собеседником.
— Вдруг выяснилось, что я в душе карьерист. Полковника, возглавлявшего наше бюро, повысили в чине и перевели в дивизию «Фольгоре». Так что мне тоже досталась лишняя нашивка. Теперь я — капитан, сорок тысяч прибавки к жалованью, обеспеченная старость. А ты? По-прежнему — либо Пулитцеровская премия, либо ничего?
— Моя беда в том, что я не знаю английского. Надо бы им заняться.