Агентство нестандартного отдыха — 2 - страница 28
— А ты че один? — поинтересовался водитель.
— Она не поедет. Заболела, — сухо сказал Тимоха, открывая переднюю дверцу «Жигулей».
— Ладно, Тим. Не бери в голову. Сейчас каких-нибудь шкур в Заволжье снимем и отдохнем по-взрослому.
— Все, валим отсюда, — зло отрезал Тимоха и быстро сел в салон автомашины.
Через мгновение «Жигули» сорвались с места и, выплюнув облако сизого дыма, скрылись за поворотом лесной дороги.
Выйдя из своего укрытия, Максим несколько секунд смотрел вслед машине. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что эта встреча с Тимохой — для него не последняя. Но самое главное — в душе Максима появилась твердая уверенность, что теперь от этого гопника каким-то образом стала зависеть его собственная судьба. Постояв так пару минут, он решил вернуться к домику, чтобы хоть краем глаза увидеть девушку, которая так жестко отбрила Тимоху.
Поднявшись на невысокое крыльцо, он пару раз стукнул костяшкой пальцев по дверному полотну:
— Есть кто?
Не дождавшись ответа, Макс приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Полоска света от уличного фонаря высветила четыре койки стоящие вдоль стен.
Комната была пуста.
Утро следующего дня началось для Максима значительно раньше, чем для его соседей по домику. Кто-то сильной рукой взял Макса за плечо и несколько раз энергично тряхнул. Сквозь липкую утреннюю дрему он увидел лицо склонившегося над ним физрука.
— Федоров, давай просыпайся.
Макс оторвал от подушки заспанную щеку и уставился на дядю Лешу непонимающим взглядом.
— Ну, что вылупился? Давай одевайся и на дежурство в столовую, — полушепотом произнес физрук.
Вспомнив, какая реакция воспитателя могла последовать в ответ на неповиновение, Максим быстро поднялся, хотя вылезать из теплой постели ой как не хотелось. Макс, путаясь в штанинах, с трудом напялил на себя джинсы и, взяв с металлической спинки кровати вафельное полотенце, отправился к уличному умывальнику. И пока он шел к металлическому навесу, то мысленно послал тысячу проклятий и ругательств в адрес ненавистного физрука.
Брызгая холодной водой на лицо, Максим впервые в жизни ощутил ностальгические чувства по своему подмосковному дому. Как же там было хорошо по утрам! Спишь, сколько хочешь. Мама на кухне колдует над завтраком… От этих мыслей у Максима неожиданно запершило в горле. Сглотнув ком, вставший в горле, Макс энергично растерся вафельным полотенцем.
«Ничего. Скоро я найду выход из положения. Уж если я смог попасть в прошлое, то и вернуться назад тоже должен как-то смочь. Нужно только найти способ», — размышлял Максим, возвращаясь к своему домику.
Бросив полотенце на кровать, Макс окинул взглядом комнату. Олег, Павел и Сэм спали безмятежным сном. От чувства несправедливости, что они сейчас нежатся в теплых кроватях, а он должен ни свет, ни заря идти в столовую и готовить для них завтрак, у Макса заходили желваки на скулах.
Он со злостью толкнул стул, стоящий у стола, чтобы тот с грохотом упал и разбудил этих «счастливчиков». Но звук от падения стула не произвел на них абсолютно никакого впечатления. Наверное, их не разбудил бы и выстрел из ружья, настолько крепко они спали. Еще бы, ведь всего несколько часов назад каждый из них отдавал свои силы, эмоции и сексуальную энергию своим молодым подругам, которые сейчас, наверное, так же спали без задних ног.
Тяжело вздохнув, Максим с хмурым выражением лица вышел из комнаты.
Заведующая столовой, которой на вид было около пятидесяти лет, была женщиной крупных форм. В ее внешности угадывались семитские корни, и носила она вполне еврейское имя — Софья Абрамовна. По словам старожилов лагеря, она с незапамятных времен руководила здешним общепитом. Никто из студентов не знал, была ли у нее семья, поскольку за все время летнего отдыха в гости к Софье Абрамовне никто не наведывался. Студенты любили ее за то, что она по отношению к ним всегда была доброй и сердобольной. Если кто-то не наедался (хотя порции в столовой были немаленькими), то для таких голодных у нее всегда имелась добавка. А тех, кто приходил на дежурство в столовую и добросовестно выполнял ее поручения, Софья Абрамовна одаривала пачкой печенья или банкой сгущенного молока.