Агнец Божий - страница 4

   А вот Михалыч подбирал себе "напарника" долго, как цыган лошадь на ярмарке сватает. Всё ходил по просторному ангару, будто прицениваясь, пока не остановил взгляд на далеко уже не новом двухмоторном "бомбере". Точнее, на его, "бомбера", тренажёре.

   - Что ж, - сказал старый ас, - ничего жеребчик! Сейчас я его обуздать попробую.

   В кабину зашли втроём. Внимательно выслушав инструктора тренажёра, прибегнув к помощи персонального переводчика Витюши, Михалыч уселся в кресло командира и произвёл пробный взлёт. Вслед за этим, оставшись собой недовольным, он попробовал управляемость машиной в наборе высоты и при полёте на эшелоне. Посадку, к удивлению инструктора, произвёл вполне уверенно. Будто взлетал не Михалыч, а наспех обученный новичок, но затем уступил левое командирское кресло мастеру.

   Однако испытатель не удовлетворился своим первым полётом. Он попросил вторую попытку и теперь летал уже, как "у себя на огороде" (была у Орлова такая присказка). Остальные члены делегации терпеливо ждали, пока списанный мастер-пилот "наиграется" досыта. Думается, зря они предполагали успеть потратить командировочные доллары в пабе "Горный дуб", что на Brockwood Road 10484, ещё до ужина. Дело затягивалось не на шутку. Обычный аттракцион для приезжих превращался в мастер-шоу для хозяев.

   Когда Сергей Михайлович посадил "бомбер" в четвёртый раз, то отважился попросить инструктора ввести учебную неисправность в матчасть. Лётный час на тренажёре стоит дорого, хоть и не столько, как на реальном самолёте, но всё же. Однако кодекс гостеприимного хозяина не давал инструктору прервать развлечение старого испытателя внезапно. Он призрачно намекнул переводчику на "ласт тайм", а сам приготовился потерпеть ещё пару попыток, делая поправку на азарт "этих славянских дикарей".

   Михалыч, который овладел техникой пилотирования двухмоторной "коломбины" так же легко, как когда-то, будучи молодым лейтенантом, овладевал представительницами женского пола, встреченными на пути лётчика-испытателя в аккурат до самой женитьбы, успешно справился с введённой неисправностью. И будто не поняв переводчика о последнем разе, вовсе не думал выходить из-за штурвала. "Another неисправность" инструктор вводил, скрепя сердце. "Всё, хватит. Это уже переходит все разумные границы, - думал он. - Последняя попытка, и аэродром закрывается".

   Но то, что случилось после очередного приземления, смяло все представления американского авиационного клерка о рациональном устройстве мира. Михалыч попросил ввести "полный отказ одного из двигателей" в процессе захода "по коробочке" - перед самой посадкой. Инструктор, вежливо плюясь английскими словами, объяснил, "данный тип самолёта не может приземлиться на одном двигателе... В ПРИНЦИПЕ... НЕ МОЖЕТ!", и не пора ли вам, дескать, гражданин "рашн кэптэн", "гоу нахрен, плиз". Михалыч обиделся:

   - Чё запереживал, чертила нерусский? Боишься, что я сяду, а тебе слабо'? Давай, заводи свою шарманку, к ядреней маме... и - три-шашнадцать, от винта!

   Витюня аж вспотел, пока толмачил американцу слова испытателя, а когда дошло до термина "от винта!", реально почувствовал, как волосы поднялись дыбом от работы виртуальных двигателей.

   Инструктор махнул рукой, мол, пусть бьётся дурак упрямый. Настырный испытатель, с трудом вписываясь в кривую глиссады, вывел машину к торцу ВПП, удерживая штурвалом неумолимо нарастающую болтанку с односторонним креном. Ещё бы чуть-чуть... Но не хватило скорости. Инструктор смотрел с видом: "Ну, что, убедился? Нельзя посадить на одном движке. Не-льзя! Импосибл!" Смотреть-то смотрел, но уже не настолько уверенно, как прежде. Похоже, сам готов был поверить в чудо, заражённый уверенностью пилота.

   Поэтому уже не выглядело чем-то сверхъестественным, когда вторая попытка посадить "бомбер" на одном двигателе прошла без предварительного скандала и, мало того, успешно. На сей раз Орлов оказался на высоте: собрав волю в кулак он выстроил в голове посекундный график своих действий и сумел его выдержать. Затем отогнал "коломбину" на "стоянку", вышел из кабины и, вытерев пот со лба, запалил беломорину. Курить в тренажёрном центре, разумеется, нельзя, но никто Михалычу не возражал, замечаний не делал. У персонала и присутствующих в зале авиаторов руки были заняты продолжительными аплодисментами, временами переходящими в реактивную авиацию.