Агнесс и серебряные швабы - страница 11

И вот теперь она мучительно соображала: как правильно вести себя с этим страшным мужчиной? Чего он от неё ждёт?

Вопросы достаточно серьезные. Ведь именно от графа сейчас зависело абсолютно всё: начиная от её собственной жизни и заканчивая существованием всего Крайца.

Ничего путного в голову не приходило, поэтому она рассеянно положила на ломоть хлеба кусок курицы, мысленно попросив прощения у тетушки за такое святотатство.

Паж графа налил ей вина. Агнесс мужественно отпила глоток, а потом удивленно приложилась ещё раз.

- Бургундское, - ответил на невысказанный вопрос фон Геттенберг. - Я люблю всё самое лучшее! И не надеясь найти на месте что-либо по-своему вкусу, всегда вожу запасы еды и питья с собой!

- Это, - задетая его высказыванием заметила девушка, показывая на птицу, - любимая курица моей тетушки. Нигде в округе нет такой огромной наседки, потому что она кормила её из собственных рук.

Граф безразлично пожал плечами и откусил кусочек.

- Жестковата! А кого из своих рук кормили вы? Не хотелось бы ранить ваше сердце ещё каким-нибудь куском жаркого!

У Агнесс не было опыта в куртуазных словесных пикировках, поэтому она сразу перешла к делу:

- Мессир Зигфрид сказал, что я могу попросить за своих родных!

- Можете, - легко согласился собеседник, - но для начала снимите эту черную как мрак вуаль!

- Я в трауре!

- Понимаю... и поверьте, искренне чту ваше горе, но хотя бы на несколько минут! Мне рассказывали, что ваши волосы так искрятся при свете огня, словно по косам танцуют язычки пламени!

Сказать, что Агнесс удивилась - не сказать ничего. После небольшой паузы она в замешательстве стащила с себя вуаль, с трудом отцепив шёлк от шитой бисером повязки.

- Кто... кто вам про это рассказывал?

Граф только улыбнулся, с жадным интересом скользя глазами по её лицу.

- Слухами полнится земля, - пояснил он, откидываясь в кресле с бокалом вина. - Мне рассказывали, что девица фон Крайц очень красива: у неё похожие на морские волны глаза, прекрасное лицо, но холодное и надменное сердце, а губы похожи на лепестки роз, но никогда не улыбаются!

Красноречив - не придерешься, однако ей фон Геттенберг не польстил.

- Если я не хихикаю без причины как блаженная дурочка, - сухо заметила Агнесс, - это не значит, что я никогда не улыбаюсь!

Девушка сердито вернула вуаль на место.

- Но разве любовь когда-нибудь стучалась в ваше сердце?

- Разумеется, мне знакомо это чувство!

- Я могу узнать имя вашего рыцаря?

Девушка дико покосилась на собеседника. Какой ещё рыцарь? Неужели не понятно, кого она имеет в виду?

- Речь идёт о вашем брате Густаве? - моментально догадался граф о причине её замешательства.

Острая игла тошнотворной тревоги вновь кольнула было успокоившееся сердце. Фон Геттенберг был смертельным врагом, а она, словно лишившись разума, так беспечно болтает с ним.

- Я люблю своего брата!- осторожно подтвердила Агнесс.

- Но почему вы не сбежали вместе с ним, а остались в Крайце? На что рассчитывали?

Агнесс опустила голову.

- Кто-то из Крайцев должен был остаться, - тихо прошептала она,- чтобы разделить судьбу подвластных людей!

- И какой от вас прок вассалам? Когда мне сказали, что юная Крайц взяла на себя оборону замка, я не поверил собственным ушам, но потом и сам имел честь в этом убедиться, увидев на крепостной стене черную хрупкую тень. Эта вуаль реяла над вами как стяг, терпящей поражение армии!

Граф чуть помолчал, а потом со странной усмешкой добавил:

- И желание как можно быстрее овладеть этой крепостью заставило меня поторопиться со взятием другой?!

Агнесс, озадаченно нахмурившись, попыталась вникнуть в суть его витиеватой речи.

- Вы осадили ещё один замок? - спросила она со вспыхнувшей надеждой. - Значит, здесь не задержитесь?

- Я ещё не полностью захватил эту цитадель, - насмешливо возразил фон Геттенберг, - но уеду сразу же, как падет её последнее укрепление!

- Какое? - Агнесс судорожно пыталась понять, кто из вассалов Крайцев ещё продолжает сопротивляться.

Но граф неожиданно перевел разговор на другое:

- Вы о чем-то хотели меня попросить?

Девушка даже губу прикусила от стыда: как же она могла забыть?! Геттенберг окончательно заморочил ей голову.