Агнесс и серебряные швабы - страница 20

стр.

По коже бедной девушки прошла волна крупной пронзительной дрожи.

- И тебя ещё почему-то недолюбливает юная фройляйн Марта - дочь его светлости, - тетка устраивалась рядом под одеялом, отчаянно крутясь на тощем тюфяке. - Вот уж, действительно, надменная и спесивая девица: ото всех воротит нос!

- А ещё меня терпеть не может дама Генриетта, - устало зевнула девушка, прижимаясь к теплому боку родственницы, - и окружение графини, и весь мир вокруг!

- Знаешь, - не отставала от неё тетка, - в замке только и разговоров, что об огромном волке, недавно появившемся в окрестностях Вацбурга. Режет скот, нападает чуть ли не в открытую...

- Нас - Крайцев волками не удивишь!

- Твой отец никогда ими серьезно не занимался, вот и развелось их непомерно! В доме не было ни одной волчьей шкуры!

Угли в жаровне обычно быстро прогорали, и по ночам в их клетушке становилось холодно. Тонкая дерюжка, служившая одеялом, совсем не согревала, и измученная Агнесс долго не могла уснуть.

Но неожиданно у юной пленницы появился друг и в этом недобром семействе.

На Эрвина Агнесс наткнулась случайно. Пробегая по очередному требованию графини вниз по лестнице, она увидела, что на нижней ступеньке сидит мрачный мальчик лет десяти и уныло смотрит на разорванную рубаху. Был он порядком грязен, а также светловолос и хрупок, сразу же пронзительной болью напомнив девушке об убитом младшем брате.

- Что такое, дружок, - ласково присела она рядом, - порвал рубашку?

- Ну, - буркнул тот, безуспешно пытаясь стянуть рваные края на плече, - зацепился, а она порвалась! Теперь Фриц опять будет ругаться и ворчать, что я неуклюжий медвежонок!

- Нет, - грустно рассмеялась Агнесс, нежно пригладив его торчащие во все стороны грязные, выгоревшие на солнце волосы, - ты не похож на медвежонка! Скорее на олененка!

- Олень - это добыча, а я не хочу стать добычей!

- Олень - это сила, грация, красота, скорость! - ласково заметила она. - Многие сильные и смелые рыцари носят его изображение на своем гербе.

- Но у моего рода уже есть герб, зачем мне какой-то олень?

Агнесс решила, что перед ней какой-нибудь графский воспитанник, отданный родителями на выучку к сильному и богатому родственнику, и тут же пожалела паренька. Если ей - взрослой и сильной девушке было здесь настолько трудно, что уж говорить о слабом ребенке!

- Давай, я зашью тебе рубашку, - предложила она, - и Фриц ничего не узнает!

Неожиданно мальчик посмотрел на неё уж слишком по-взрослому, и Агнесс стало не по себе от пронзительно-пристального взгляда.

- Мне будет приятно носить рубашку, заштопанную столь прекрасной девой, - моментально скинул он камизу, обнажив худенькие выпирающиеся ключицы, - а Фриц... Я его ничуть не боюсь. Вряд ли он по этому поводу пожалуется отцу!

- А кто твой отец? - без особого интереса спросила она мальчика, аккуратно складывая рубашку. - И как зовут тебя самого?

Тот настолько удивленно покосился на неё, что Агнесс смутилась.

- Меня зовут Эрвин, а мой отец - граф фон Геттенберг. И если мачеха родит ему ещё сына, я перестану быть самым младшим из братьев!

Агнесс только вздохнула: и сыновья врагов могут быть забавными мальчишками.

- Быть младшим не так уж плохо, - заметила она, - все тебя любят, жалеют!

- Мне скоро тринадцать лет! А жалость унижает рыцаря!

Точно также говорил, злясь на опеку сестры, когда-то и Густав.

- Но, дружок,- ответила она Эрвину, как отвечала и брату, - без неё тоже не обойтись. Ведь никто не появляется на свет с мечом в руке! Чтобы человек набрался сил для грядущих битв, его нужно любить.

Мальчик недоуменно воззрился на девушку.

- Ты - забавная! - подытожил он свои наблюдения. - Я приду за рубашкой вечером!

Честно говоря, ей удалось сделать всего лишь пару-тройку стежков, когда графине опять что-то понадобилось, поэтому штопала камизу ворчащая Луиза.

Эрвин пришел в их каморку довольно поздно.

Агнесс расслабленно откинулась на спинку отцовского кресла, закрыв глаза и вытянув ноги. В сумраке помещения можно было помечтать о Крайце, вспомнить прогулки по родному лесу, свою уютную спальню, мать, отца, (думать про братьев девушка себе запрещала - уж слишком горько становилось на душе). Если бы ещё не мешало грезить голодное бурчание в животе. Хотя в этом была и хорошая сторона: тетка удалилась в поисках пищи и не действовала на нервы бесконечными причитаниями.