Агнесс и серебряные швабы - страница 4
Мать не особо ладила с золовкой. Луизе не нравилось, как распоряжается "ломбардийка" в её родном доме.
Крайц был устроен по типу и подобию всех сооружений подобного рода.
Две сторожевых башни смотрели на восток: именно оттуда могла прийти опасность. Третья же, самая большая и просторная прямоугольная башня - донжон, надежно защищенная с тыла крутыми скалами, заросшими непроходимым лесом, являлась домом для всех обитателей замка. На четырёх её уровнях расселились хозяева и слуги. Здесь же были устроены и кладовые, и оружейная комната, и спальни, и каминная комната для женской части семьи.
Раньше хозяйская кровать отделялась от общего помещения лишь границами полога, соседствуя с ткацкими станками и прялками, скамьями, сундуками и шкатулками каминной комнаты. Беатриче уговорила мужа разделить помещение перегородкой, отделившей общий зал от супружеской спальни. Помещение залы стало гораздо меньше, зато у супругов появилось пространство для личной жизни. Это и не понравилось Луизе.
- Вечно ломбардийка придумывает всякие глупости! - ворчала она, щурясь при шитье. - Из-за этой нелепой стены света в комнате стало в два раза меньше, и не протиснуться. Между прочим, моим родителям не мешали домочадцы!
Но Беатриче никогда не реагировала на едкие замечания золовки.
- Нельзя сердиться на дам, не сумевших обрести мужа и детей, - со вздохом говорила она дочери. - Им, бедняжкам, и так приходиться влачить свои дни без любви!
Со временем рыжие волосы Агнесс солидно потемнели, но не утратили огненной рыжины. В сочетании с зелеными глазами и идеальной белой кожей это давало поразительный эффект. Родители возлагали на дочь большие надежды.
- Ты у меня красавица! - любовно гладила мать ненаглядную дочь по каштановым локонам. - Вот появимся при дворе герцога, и самый красивый, самый благородный из рыцарей положит к твоим ногам своё сердце!
Как часто в последнее время вспоминала Агнесс эти материнские слова. Ах, если бы Крайцы во время смогли заручиться брачным обещанием пусть и не самого "красивого" и "благородного", но достойного представителя знатного семейства! Тогда бы Агнесс не оказалась в жуткой ситуации, когда враг на пороге, а помощи ждать не от кого. В ту пору девушки из знатных семейств выходили замуж очень рано, но смерть матери, а потом и болезнь отца заставили Крайцев отложить замужество Агнесс до лучших времен. И вот ей уже минуло шестнадцать, а неё не то, что мужа - жениха не было!
Растерянная девушка прошла в родительскую спальню. Покойный Фридрих так и не успел до конца обжить эту комнату, и в ней всё ещё пахло горной лавандой и мятой, которые мать любила разбрасывать по полу.
Каменные стены закрывали вышитые женщинами Крайца разноцветные гобелены, поэтому в комнате всегда было тепло и уютно. Родители любили, оставшись наедине и греясь у жаровни обсуждать свои дела. Здесь же стояли сундуки с приданым Агнесс, шкатулки с украшениями и коробочки с пряностями, а на обустроенном в углу алтаре возлежала самая большая ценность Крайца - Библия семьи Беатриче.
Агнесс вытерла слёзы, взглянув на стул матери, но после недолгого раздумья, села всё-таки в кресло отца. Обхватив ладонями подлокотники, отполированные руками несколько поколений Крайцев, девушка почувствовала себя немного уверенней.
- Не надо паниковать! Посмотрим, чего они хотят. На крайний случай придётся отдать им постоялый двор и мост.
Агнесс настолько крепко задумалась о своём незавидном положении, что так и заснула в кресле.
Увы, но утро не оправдало надежд юной защитницы крепости.
Однако прежде чем в воздухе засвистели стрелы, появился парламентер.
Крайцы вышли на крепостную стену. Позади Густава - нового владельца крепости молчаливой тенью держалась его укутанная в траурную вуаль сестра.
- Мой господин - граф Пауль фон Геттенберг, - нагло заявил закованный в кольчугу переговорщик, - предлагает вам прекратить сопротивление и передать в его руки незаконно занимаемый вами замок. Только в этом случае гарантируем жителям Крайца жизнь!
Агнесс не захотела даже отвечать на такие наглые притязания, молча потащив за собой со стены упирающегося брата. Но разозлившийся Густав, вырвавшись, вернулся назад: