Агнесса среди волков - страница 24

стр.

— Юрий, да пойми ты, у нее вовсе не депрессия, а самый вульгарный алкоголизм.

— Как ты можешь говорить такое? На таком уровне благосостояния люди болеют только теми болезнями, которые благородно называются!

Лицо его было серьезно, но углы рта подергивались; я рассмеялась вслух, схватила note-book и вышла в коридор, захлопнув за собой дверь. Но к себе я войти не успела: мое внимание привлекли крики, раздавшиеся в дальнем конце коридора, возле лестницы. Лампочки в коридоре частично перегорели, их никто не менял, так что я с трудом в темноте различила гибкую фигуру черноволосой красавицы, бившейся в мускулистых руках охранника; лица ее не было видно, на него падали спутанные темные пряди. Она то истерически смеялась, то вопила:

— Отпусти меня! Отпусти!

Но Витя был явно сильнее, он скрутил ее и затащил в какой-то номер. Через мгновение в коридоре никого не осталось. Я вошла к себе, бросила на кровать note-book, тут же выскочила, заперла дверь и направилась к лестнице. Все было тихо. Куда же Виктор уволок Виолетту? Сюда, где за солидной дубовой дверью находился «люкс» Аргамакова? Или в 312-й номер, который Аргамаков просил предоставить для жены, чтобы ей не мешали хождения сотрудников в его «люксе»? Где жил охранник Виолетты, я не знала, но, совершенно очевидно, его комната должна была находиться рядом. Что означала эта сцена? Куда он ее тащил? Выполнял ли охранник свой служебный долг или, наоборот, решил позабавиться с хозяйкой? Какие отношения их связывают? Впрочем, меня это не касается, решила я, и, подавив любопытство, вернулась к себе и к своей работе.


Виолетту на следующий день с утра я не видела, все остальные находились в приподнятом настроении. Переговоры подошли к концу, оставались кое-какие формальности, вечером предстоял банкет, а наутро все разъезжались: мы — в Москву, а французы — в Шереметьево и оттуда прямо в Париж. Сразу же после завтрака Женя повез сотрудников мадам Одиль в Москву, чтобы показать за полдня столицу. Сама мадам совещалась с Юрой и Аргамаковым и снисходительно терпела мое присутствие. Дела были закончены, и работать не хотелось; мне показалось, что у всех, кроме, конечно, неугомонной мадам Альтюссер, было такое же ощущение и все думали только о предстоящем приеме и расставании.

Днем работы у меня не было, и я прошлась по своему любимому маршруту, спустилась к реке и дошла по берегу до биостанции. Стало значительно холоднее, бабье лето на исходе. Что ж, подышим напоследок свежим воздухом!

К вечеру все разбрелись по своим номерам, чтобы привести себя в порядок, даже неутомимая мадам Одиль и ее ассистентка, «сушеная вобла», как ее прозвали наши мужчины. Наконец подошел отремонтированный микроавтобус, мы расселись и отправились в старинный русский городок Пнин. В этом городе был один-единственный ресторан с довольно приличным интерьером и кухней и умеренными ценами, как повсюду в провинции, но не это привлекало туда московских гостей. Там через день играли замечательные музыканты, и кто знал об этом, тот ездил сюда издалека. Основу этой группы составлял костяк разогнанной группы «Шахматы», этим музыкантам было уже за сорок, и именно они определяли лицо «Русской сказки».

Юрий не раз уже возил сюда своих гостей; один из музыкантов, ударник, учился вместе с ним в Физтехе. Мне здесь тоже нравилось; особенно мне импонировала игра клавишника, высокого, худого человека с лицом фанатика. Когда он целиком отдавался игре, то закрывал глаза, и мне казалось несправедливым, что кто-то в эти моменты, когда звучит такая вдохновенная музыка, может есть, разговаривать, смеяться. Поистине, не мечите бисер перед свиньями. Но на что же тогда жить бедным музыкантам?

Юрий был хорошо знаком с клавишником и заодно художественным руководителем ансамбля Мишей. Он с группой зарабатывал в ресторане, в общем, неплохо и вполне мог позволить себе некоторую роскошь типа мебели на кухне. Но он всегда мечтал о новом синтезаторе, занимал деньги у друзей и наконец покупал себе новый роскошный инструмент и был счастлив; проходило время, он сочинял и записывал музыку, постепенно расплачивался с долгами, но к тому времени, когда со всеми рассчитывался, его синтезатор устаревал, и ему необходимо было новое, более совершенное оборудование — и все начиналось сначала, и его преданная жена безропотно прощалась с мыслью о кухонном гарнитуре.