Ах, эта белая сирень… - страница 24

— Подожди-ка, дай вспомнить… А ведь правда, спрашивали о тебе две женщины. Одна совсем ещё девчонка, а другая, видно, её мать. Вскорости, как вы уехали.

— Ну и что? — нетерпеливо спрашивает Маша тётю.

— Да ничего. Допытывались, был ли вместе с тобой парень, когда вы уезжали.

Маша догадалась, что это были Рая с матерью.

— Что же они ещё говорили? Куда же мог деться их сын и брат? — допытывается Маша, уже предчувствуя что-то ужасное.

— Он будто бы пошел рыбу ловить на речку и бесследно исчез. Несколько дней его искали. Так и не нашли. Обнаружили лишь его одежду в лодке. Видимо, утонул в реке.

От этого известия Маша просто задохнулась от горя. Она схватилась за сердце, хватая воздух открытым ртом.

— Что с тобой? — встревожилась тётя.

— Ничего, — еле вытолкнула она из себя слово, — сейчас пройдёт. Я на улицу выйду. На воздух.

Тётя недоумённо смотрит ей вслед. Маша нетвёрдой походкой, наталкиваясь то на стул, то на спинку кровати, выходит из квартиры под звёздное небо.

Глубокая ночь. Во дворе ни души. Тихо. Ни шума машин, ни свистка маневрового паровоза железнодорожной станции. Высоко в небе беспечально сияют, перемигиваясь друг с другом, крупные, яркие звёзды.

У Маши назревает эмоциональный срыв. Она это чувствует. Внутри всё клокочет, увеличивая и уплотняя ком, подступивший к горлу. Силой воли она ещё пытается противостоять ему, рвущемуся на волю, — сначала она хочет убедиться, что она одна. Свидетели ей ни к чему. Она знает, что никто в целом мире не может ей помочь.

«Ринат мог бы, но его нет на белом свете», — говорит она себе обречённо.

Маша повела вокруг себя диким взором, ища какую-нибудь тёмную дыру, закуток, в котором она могла бы укрыться от посторонних глаз и переждать, перемучиться, ибо боялась прямо сейчас, посреди двора жутко завыть раненой волчицей.

Вопль рвался из её нутра, подавляя сопротивление воли. Силы покинули Машу, и она опустилась на корточки, съёжилась в комок, закрывая, будто пряча от удара голову руками, не в силах больше сдерживать себя, чтобы не переполошить мирно спящих людей.

Застрявший комок в горле вырвался наружу хриплым, мучительным стоном.

— Не-ет! О-о-о, нет! Господи, не-ет! Ринат, радость души моей, не-ет! — шепчут её губы. — Друг мой, вот почему от тебя не было ни одной весточки! Господи, как мне плохо! Плохо мне! О-о, плохо! О, мой милый друг, почему я не впрыгнула в поезд, увозивший тебя?

Что было с Машей потом, она не помнит. Пришла в себя лежащей на земле возле топчана. Быть может, она пыталась сесть или лечь на него, когда почувствовала, что сознание покидает её. Сколько времени она пролежала без чувств, она не знала, но когда пришла в себя, ей стало лучше, вот только чувства тоски, опустошенности, обездоленности остались при ней.

Маша поднялась с земли и пошла к дому. В доме все домочадцы мирно спали. Она отыскала приготовленную для неё постель и тихо легла.

Дальнейшее пребывание в Самсоново стало для Маши тягостным. Ничто её здесь не радует. Мрачное известие, полученное от тёти, тому причиной. Мысли о Ринате ни на минуту не оставляют её. Она то решает немедленно ухать в Мукры, то внезапно отменяет своё решение. Взвесив все за и против, она говорит себе: «Ты должна съездить в Мукры и всё сама узнать». Но тут же задаёт себе многочисленные вопросы: «А не навредишь ли ты своим появлением матери Рината и его сестре Рае? По всей видимости, они считают тебя виновницей его гибели. Каково им будет видеть тебя? Даже в том случае, если он жив и здоров и теперь счастливо живёт со своей Маликой, что произойдёт? Не сломаешь ли ты ему жизнь вторично? Вряд ли он будет счастлив с тобой, вынашивающей чужого для него ребёнка. Не лучше ли оставить всё так, как есть?»

И Маша смирилась. «Милый друг, прости», — произносит она в пространство.

Маша решает пройтись по станции, повидаться с подругами, но нахлынувшие воспоминания о юности прежде всего влекут её к кустам сирени, хранителям её девичьих тайн и утешителям в часы душевных невзгод.

Она надеялась увидеть свою сирень вполне благополучно вступившей в зимний период — стоял конец ноября, — но то, что она увидела, камнем легло ей на душу. Сирень имеет удручающий вид. Красота и изумительный запах, которым она одаривает по весне людей, её же и губит. Ещё два года назад молодёжь ею больше любовалась, а если ломали, то небольшие цветущие веточки, а теперь дошло до того, что её обломали просто варварски. Стоит она, бедная, протягивая спешащим по своим делам людям изуродованные ветки, как культи рук — то ли просит прощения за что-то, то ли взывает к небу о возмездии.