Ахундов - страница 11

.

Но вдруг человек, которого он уважал и любил, в благочестие которого верил, открылся перед ним в другом свете, и с уст его полились смелые и страшные речи. Фатали не устрашился этих речей — сомнения давно уже вкрались в его душу, — но он был удивлен, потрясен этой неожиданностью. Значит, не только он, но и его учитель усомнился в правде божественности, в праведности молл — служителей аллаха.

Это не могло не потрясти Фатали. Он жадно прислушивался к еретическим речам своего учителя, боясь пропустить хоть слово, сердце его начинало тревожно биться: теперь вместе с правдой приходил и страх, ибо все, чему он верил до сих пор, было поколеблено, рушилось, превращалось в мираж. Ему казалось, что он всю жизнь шел впотьмах, но вдруг перед ним явился учитель и осветил дорогу лучиной. И Фатали стало страшно потому, что при свете он увидел, что стоит перед зияющей пропастью. Еще один шаг — и он погиб бы: как метеор пронеслась бы по миру его жизнь и погасла бы в пучине. А он думал о народе, о будущем.

Мирза Фатали чувствовал, как пробуждается от тяжелого сна, как медленно открываются его глаза и он начинает видеть свет, который был закрыт от него непроницаемым черным и тяжелым занавесом религии.

Первый раз в жизни Ахундов принял самостоятельное решение: моллой он не станет. Учитель его прав. Он будет учиться русскому языку. Он пойдет твердым шагом вперед, он найдет смысл и цель жизни.

Так началось великое пробуждение.

Ахунд Алескер вернулся из Мекки. Теперь его величали почетным именем Гаджи — совершивший паломничество в Мекку. Фатали попрощался с любимым учителем и вместе с приемным отцом вновь поселился в родной Нухе.

Гаджи Алескер ничего не знал о совершившемся переломе в сознании своего молодого воспитанника. Он все еще надеялся, что Фатали станет моллой и сделает блестящую духовную карьеру. Он стал вновь заниматься с ним, заставлял читать старинные книги, насыщенные ортодоксальным религиозным содержанием. Но каково было изумление Гаджи Алескера, когда он встретил со стороны Фатали сопротивление. Юноша религией не интересовался, ему хотелось изучать русский язык. Мысль о необходимости изучения русского языка и приобщения к новым условиям уже начинала проникать в сознание передовых людей азербайджанского общества. Несмотря на свои глубокие религиозные убеждения, Гаджи Алескер также склонялся к необходимости осваивать все новое, что несла с собой наступившая эпоха. Скрепя сердце он согласился с решением приемного сына отказаться от духовного звания. В 1833 году в Нухе открылось казенное училище, куда Мирза Фатали вскоре был зачислен учеником первого класса.

В классе вместе с ним обучались дети восьми-девяти лет, но это не смущало любознательного юношу. Внимательно всматривался он в русские буквы, стараясь запомнить их. Это ему удавалось без труда: каждый звук имел определенное обозначение, каждая буква имела один рисунок. К концу года он уже умел немного читать и писать. Разговаривать по-русски он еще не научился, но знал много простых слов и предложений.

Наступил сентябрь 1834 года. Продолжать учебу в Нухе оказалось невозможным: Фатали было больше двадцати лет, и учиться дальше с мальчиками ему не разрешили. Оставалась одна надежда — поездка в Тифлис.

К тому времени юноша обладал довольно солидными филологическими знаниями. Кроме родного, азербайджанского языка, он прекрасно владел турецким, фарсидским и арабским, свободно читал, писал и говорил на этих широко распространенных языках восточного мира. К началу тридцатых годов относятся и его первые поэтические опыты. Следуя — сложившимся традициям, Фатали писал свои стихи на фарсидском языке. Почти все стихи этого периода погибли, осталось лишь одно чрезвычайно важное для раскрытия настроений и дум начинающего поэта.

О чем же писал Фатали в безропотной тишине азербайджанской патриархальной действительности? На сердце было тревожно. Глубокая печаль и неясное предчувствие приближающихся больших событий охватили юношу. Мир казался ему мрачным, полным горя, слез, лжи и коварства. Кому он верил — изменили, кого любил — не ответили взаимностью. Все оказалось безнадежно потерянным. Он искал утешения и ласки — его встретили неверностью и равнодушием. Казалось бы, рухнули последние надежды. Разочарованный во всем, он глядел на мир печально, тоска и одиночество внушали ему страх и ужас перед будущим. Опаленные, словно летним зноем, тягучие мысли душили его, глубоко в память врезались страшные и правдивые слова Мирзы Шафи.