Аксель и Кри в Потустороннем замке - страница 15

Только бы не появился какой-нибудь маньяк из вечерних новостей, или новые малявки, которых надо отгонять от опасного места… Аксель с тоской и злобой уставился в лазурный небосвод. Долго ещё над ним будут издеваться? Мало того, что сам напрашиваешься, чтоб тебя украли, так ещё и ждать приходится! Где это видано?

А время всё шло и шло… Жара потихоньку усиливалась, и храм с колоннами на другом берегу, казалось, плыл над водой, сливаясь с зелёным маревом, делаясь всё более нереальным. Странное ощущение полного, небывалого, сказочного одиночества всё больше овладевало Акселем — словно он был последним человеком, оставшимся на вымершей планете. Даже птицы смолкли. Даже плеск воды затих. Да, он один в огромном, диком лесу, и, когда кончатся сэндвичи, яблоки и мясные консервы, он умрёт с голоду. А раз так…

— Пожалуй, пора обедать, — погромче сказал он, отгоняя невыносимую, давящую на уши тишину. — Но если что, то я мигом… — прибавил он специально для приближающегося Шворка.

Мальчик развязал рюкзак — так, чтоб его можно было мгновенно затянуть, — достал сэндвич и яблоко. Термос, подумав, извлекать не стал. Вынимать всё по очереди. Шворк ждать не любит.

— Интересно, как его зовут по-настоящему? — всё так же вслух сказал Аксель, разворачивая салфетку. Но небеса молчали. Так. Сэндвич свежий, яблоко вкусное. Теперь чай.

ТРРРАХ!!!

Что-то бешеное, ревущее, мохнатое обрушилось сверху, швырнув Акселя, как пушинку, прямо на рюкзак. Не успев ничего понять, он до крови расшиб подбородок о металлическую крышку термоса (к счастью, завинченного, иначе ещё обварился бы!) и, инстинктивно сжав грубый брезент пальцами, вместе с рюкзаком взмыл в небо. А может быть, не он взмыл, а роща с храмом и гладь воды провалились куда-то глубоко вниз…

На несколько секунд Акселю показалось, что он опять — как в тот, первый раз — потерял сознание. Но это ощущение быстро сменилось другим: что его просто втянуло в тёмную комнату с живым, тёплым и мелко вибрирующим полом. Он приподнялся на руках и открыл глаза.

Это было большое овальное помещение размером — ну да, примерно с кузов грузовика «вольво», даже, пожалуй, больше. Слабый свет проникал сюда из небольшого, тоже овального оконца в правой (по отношению к направлению полёта) стене, как раз на уровне глаз Акселя. Окно было то ли затянуто мутной плёнкой наподобие бычьего пузыря, то ли закрыто серым стеклом — как в самолёте для защиты от солнца. По краям окна, снаружи, колыхалась какая-то тёмная бахрома. Стены и пол, не очень удобно пружинящие при каждом прикосновении, обтянуты серой, грубой кожей без швов. Аксель словно находился внутри гигантского живого яйца, которое куда-то летело.

— Он съел меня, — вслух сказал Аксель, чтоб услышать свой голос и убедиться, что он ещё жив. — Но какой странный желудок!

Действительно, всё было странным, хотя, пожалуй, не без удобств. У каждой стены желудка стояло несколько мягких плюшевых кресел, и перед каждым креслом — столик на колёсиках, вроде тех, какие возят в «Люфтганзе» стюардессы, угощая пассажиров. Между креслами на равном расстоянии друг от друга находились резные старинные шкафы тёмного дерева, но почему-то с современными стеклянными дверцами; за стёклами виднелись ряды канцелярских папок и книжных корешков, ветхих и новеньких, самого разного цвета, вида и размера. Не успевая изумляться, мальчик обвёл помещение взглядом, чтобы выяснить, где же тут вход или хотя бы глотка, которой его съели, и заметил в дальней торцовой стене небольшую белую дверцу. Противоположная стена зияла не то огромным темным камином, не то вентиляционной воронкой. Но это было ещё не всё: по полу летучей комнаты бежала красивая ковровая дорожка, а у обоих её концов — у камина-воронки и у дверцы — стояли две тёмно-синих японских вазы с карликовыми деревьями. И ещё две вещи заметил Аксель, оглядываясь и прислушиваясь. Во-первых, ниоткуда не тянуло даже самым слабым ветерком, хотя воздух не был тяжёлым. (Видно, помещение было закрыто наглухо, но имелась какая-то вентиляция). И, во-вторых, хотя это помещение вместе с Акселем явно куда-то мчалось, не доносилось никакого гула и шума, а значит, это был не самолёт и не вертолёт.