Актеры - страница 20

Кружок был серьезный и интересный. Среди любителей оказалось два художника. Мы делали новые декорации. Жены врачей предлагали мне брать из их квартир любую мебель и все вещи, какие мне нужны для спектакля.

Я назначил срок, к которому все должны были выучить роли. Все мои актеры пришли с полным знанием ролей. Суфлера у нас не было. Работа, была горячая, захватывающая. Я решил так готовить спектакль, как готовили его в театре Соловцова.

За кулисами была тишина. Люди приходили на репетиции точно, минута в минуту, разговаривали между собой шепотом. У всех участников спектакля «Дядя Ваня» было особенно торжественное настроение. Сами актеры говорили, что мы не репетируем, а священнодействуем, и действительно это было так. Подходило время генеральных репетиций. Я решил провести их в гриме, костюмах и декорациях, которые только что вышли из-под кисти любителей — врачей. Парики и гримы нам привезли из Москвы. Парикмахер был, как говорят, «на месте», но он не имел париков, а гримером оказался неплохим.

Наступил день первой репетиции, но врач-хирург, который должен был играть дядю Ваню, неожиданно накануне репетиции порезал себе палец во время операции, произошло заражение крови, и он выбыл из строя… Его отправили в Москву. Я остался без дяди Вани чуть ли не накануне премьеры.

Все участники кружка стали убеждать меня сыграть Войницкого. Мне это показалось ужасно смешным. Я — совсем мальчишка — должен буду приклеивать бороду и играть «дядю Ваню». Это получится не Войницкий, а какой-то елочный дед на рождественском празднике. Я наотрез отказался, но репетиции продолжал. К великой радости, вскоре приехал наш «дядя Ваня», но с забинтованной рукой. Так он и играл. Спектакль прошел очень хорошо. Все мои «врачебные артисты» играли с большим настроением. «Дядя Ваня» имел большой успех, и мои друзья-доктора не отпускали меня и решили ставить «Евреи» Чирикова. Эта пьеса меня самого очень интересовала, и я с особым рвением принялся за работу.

Мы работали над пьесой «Евреи» так же тщательно и интенсивно, как и над «Дядей Ваней». Всеми докторами было решено, чтобы Нахмана играл я сам. Я честно сознался, что боюсь играть такую роль, что я для этого еще слишком молод, но мои врачи ничего не хотели слушать.

После долгих споров мы решили — эту роль я буду репетировать в очередь с одним доктором. Работа была захватывающей. После 30 репетиций было решено, что играть должен я. Мы сделали четыре генеральные репетиции в гриме и костюмах.

Спектакль имел большой успех: нас приходили смотреть жители станции и близлежащих к городку местечек. Мы собрали очень приличную сумму денег. Значительная ее часть была отослана врачу, сосланному за революционную деятельность в Сибирь. Сделано это было по единодушному решению всех членов кружка.

Вскоре я попрощался с моими милыми докторами-актерами. Меня провожал весь кружок.

Невольно я сравнил этот кружок любителей с «профессиональным гастролером» Ольричем. Наш «гастролер» всегда с насмешкой и презрением отзывался о любителях. А между тем, в нашем любительском кружке дело было поставлено не хуже, чем в некоторых провинциальных театрах того времени. Мои врачи-любители были настоящими актерами энтузиастами, горячо и бескорыстно любящими театр и искусство. Работая с ними, я отдыхал от постыдной поездки с Ольричем, и мое горе от трагической смерти Веры Ивановны перешло в тихую печаль.

Помню, как в Киеве я «зарылся» в библиотеки и музеи, где просиживал целые дни. Часами я наслаждался городом, всем виденным мною и прочитанным, а потом уходил на Днепр и долго сидел там, прислушиваясь к шуму волн. Какой это был отдых! Я не был одинок. У меня были друзья-книги и великие творения художников.

Как-то от товарищей я узнал, что в Киеве гастролируют трагики братья Адельгейм — Роберт и Рафаил — и им нужен молодой актер. Недолго думая, я отправился к Адельгеймам. Они встретили меня очень любезно. Я был скромно, даже плохо одет и потому очень сомневался в благоприятном исходе дела. После небольшой паузы Роберт и Рафаил ушли в соседний номер. Очевидно, для того, чтобы посоветоваться наедине. Вскоре они вернулись, и Роберт сказал мне: