Аквариум - страница 5

Кожа у нее была белая, а груди именно такие, как я представлял: крошечные, трогательные, совсем детские холмики. Волосы на лобке напоминали не треугольник и не овал — нечто среднее; бедра были заметно шире, чем плечи. Очень красивый недостаток.

— Достаточно, — сказала она и, сделав шаг, оказалась за пределами конуса, растворилась во тьме.

Через две-три минуты, когда вернулась в аппаратную, она была полностью одета, но свет включать не стала. Устроилась на том же месте, в углу на продюсерской кушетке, и закурила. Обычно я не разрешаю здесь курить: дорогому электронному оборудованию дым ничуть не более полезен, чем мне самому, — но ничего не сказал, напротив, наклонился, зацепил одну из пепельниц, на всякий случай валявшихся под моим пультом, и подтолкнул по полу к ней. Она поймала ее ногой и тут же попыталась стряхнуть пепел, хотя после первой затяжки стряхивать еще было нечего.

— То, что нужно? — спросила она.

До меня не сразу дошло:

— Ты о чем?

— Ты сказал: было бы лучше, если бы я не могла тебя видеть. Ты это имел в виду? Ты видишь меня, а я тебя не вижу, ведь верно?

Я не нашелся что ответить. Схватился за нос и некоторое время слушал, как она вдыхает и выдыхает дым.

— Понятия не имею, — произнес я. — Но спасибо за красивое зрелище.

— Боже, как официально. — Она затушила в пепельнице сигарету.

Диск закончился, а я так ничего и не слышал. Я вынул его, положил обратно в коробку и задумался, не поставить ли другой, но потом решил выключить плейер и снял наушники. В конце концов, ничего удивительного, что Фабрицио де Андре не смог отвлечь меня от мыслей о Шейри. Они бы составили прекрасный дуэт. Ее чистый, какой-то даже старинный голос с металлически-белым звучанием прекрасно наложился бы на его чувственный баритон.

Внизу, на улице, горели фонари, людей почти не было. Только изредка проезжал какой-нибудь автомобиль. Я взял в руки тренажер, но тут же отложил его. Недавняя потеря чувствительности слишком сильно напугала меня.

Работа на компьютере, наверное, почти так же полезна, как и игра на фортепиано, пришло мне в голову. Нужно печатать какой-нибудь текст. Только какой? Я стоял у окна, растягивая пальцы, и вдруг подумал, что это мог быть не просто дневник, а своего рода план действий.

Я сел за компьютер и запустил Word. Написал вверху страницы: «Что делать?», сохранил файл и открыл новый. Его озаглавил «С чем покончить?» и тоже сохранил. Хоть какое-то начало.

С четверть часа просидев перед страницей, вверху которой стояло «Что делать?», я добавил одно-единственное предложение: «Шевелить пальцами», сохранил этот файл и открыл другой — «С чем покончить?». Здесь мне удалось достичь большего — возникли два новых предложения:

«Не употреблять больше слова „кобель“».

«Не быть таким высокомерным с окружающими (исключение — мужчины в шляпах моложе шестидесяти)».

Теперь у меня появилась идея, как продолжить первый документ, и я снова открыл этот файл, добавив:

«Читать».

Некоторое время я просто сидел, тупо глядя на экран, пока мне не стало ясно, что все это — полная ерунда. Писать — да, это может доставлять удовольствие, но давать себе подобные задания — глупость. Если я надеюсь таким образом развлечься, придется придумать что-нибудь получше.

Итальянка убрала со стола. Жаль, я пропустил самое интересное. Обычно я старался уловить момент, когда семья с четвертого этажа садится за стол: порой они являли собой удивительное и очень забавное зрелище. Мне нравилось наблюдать, как они запихивают в рот еду и при этом все четверо болтают. Я часто замечал, что мать, дочь, отец и зять говорят одновременно — разумеется, ни слова не слыша из того, что говорят остальные. Наверное, там царит полная какофония, совершеннейший бред. Если, конечно, исходить из того, что язык — это средство, позволяющее объясняться с другими людьми. Лично я исхожу именно из этого.

Но итальянцы нравились мне, и я каждый день заглядывал в их окна, будто, выключив звук, смотрел очередную часть сериала, к которому привык настолько, что готов был подстраивать под него жизнь. И только когда они, как и большинство жителей дома напротив, устраивались перед телевизором, я отводил взгляд.