Алая магнолия - страница 5

— Может, нам пригласить его поесть с нами? — спрашиваю я Эйвери под прикрытием разговора.

— Можешь попробовать, — говорит она так же тихо. — Но Джереми на самом деле не из тех, кто любит поболтать, особенно сейчас, после смерти его родителей.

Я знаю, каково это. Это не имело такого большого значения после смерти мамы. Остались Тесса и я, и, поскольку мы были нашим собственным маленьким пузырем дружбы, люди не боялись разговаривать с нами. А Тесса всегда была жизнерадостной. Людей тянуло к ней. Мама говорила, что Тесса говорила за нас обеих, а я слушала. Я знаю, она сказала это, потому что беспокоилась, что Тесса затмила меня, но, по правде говоря, это не так. Я могла бы легко слушать ее болтовню весь день и никогда не скучать. Только после ее смерти я поняла, что на самом деле совсем не знаю, как разговаривать, — и к тому времени никто тоже не знал, как со мной разговаривать. В конце концов, было легче учиться на дому и общаться с Коннором односложно и спокойно.

Остаток дня проходит в череде лиц, имен и неловких входов в классы. Когда звенит последний звонок, я замечаю, как Джереми выходит из здания, и иду быстрее, чтобы догнать его. Он реально высокий и двигается так быстро, что мне приходится почти бежать. — Привет, — говорю я, слегка отдышавшись, когда мы приближаемся к парковке. — Джереми. Я просто хотела сказать, что мне очень жаль, что я высмеивала твое имя сегодня утром.

Я улыбаюсь, но он не смотрит на меня, и, возможно, это мое воображение, но он, кажется, еще больше ускорил шаг. Он беспокойно смотрит в сторону парковки, как будто кого-то ждет. — На самом деле я не шутила над этим, — говорю я. — Я много рисую.

— Я знаю.

Он останавливается и поворачивается ко мне лицом. — Я видел тебя в художественном зале.

— Я не знала, что мы купили твой дом.

Он смотрит на что-то через мое плечо и не особо приветлив, но я продолжаю, несмотря ни на что. — Или о твоих родителях.

Это чертовски неловко, но если у кого-то и есть опыт неловких разговоров о мертвых семьях, так это у меня, поэтому я продолжаю. — Мои родители тоже умерли.

Я не могу заставить себя упомянуть Тессу. — В общем, думаю, я просто хотела сказать, что мне жаль.

Он кивает, но все еще не улыбается.

— В любом случае.

Теперь я определенно смущена. — Это всё, что я хотела сказать.

Я начинаю уходить, чувствуя себя полной дурой, когда он берет меня за руку и останавливает. Его лицо искажено болью, как будто он уже сожалеет о своем решении поговорить со мной.

— Если ты действительно сожалеешь о доме, — говорит он, — может быть, ты могла бы попросить своего брата продать его мне обратно.

— Продать тебе?

Я пристально смотрю на него. — Зачем? И на документах моя фамилия, а не Коннора.

Его глаза расширяются. — Он принадлежит тебе?

Я киваю.

— У моего брата есть доверенность, потому что я несовершеннолетняя, но он на мое имя. Коннор получил грант на его ремонт. Мне действительно жаль, Джереми. Я знаю, что это должно много значить для тебя, но я не могу просто продать его обратно.

— Нет. Ты не понимаешь.

Если его волнение еще не было достаточно очевидным, он сжимает мою руку достаточно сильно, чтобы причинить боль. — Тебе нужно продать этот дом, Харпер. Там небезопасно ни для тебя, ни для твоего брата. Он снова смотрит через мое плечо, и его лицо напрягается, как будто он боится.

— Ах, Джереми. Ты делаешь мне больно.

Я убираю руку и оглядываюсь. На стоянку заезжает старый пикап Шевроле бирюзового цвета, типа как у парней, которые всегда говорят, что хотят купить и отремонтировать, но никогда этого не делают. Я не вижу, кто за рулем, но Джереми смотрит на него так, словно он едет за ним. Я понижаю голос. — Эйвери рассказала мне историю о доме, но ты, конечно, не веришь, что он на самом деле проклят?

Я чувствую себя глупо, даже произнося эти слова.

Он смеется, но не от веселья. Это больше похоже на смех, который кто-то издает, когда знает что-то, чего не знаешь ты, немного дикий и неуправляемый. Мне не нравится, как он напряжен, и я отступаю в сторону, когда он протискивается мимо меня к Шевроле.

— Ты ничего не знаешь о проклятии, — говорит он, и теперь в его голосе звучит усталость, почти отчаяние. — Пожалуйста, Харпер. Я уже отправил письмо адвоката на почту в дом. Оно должен быть там, когда ты сегодня вернешься домой. По крайней мере, взгляни на это и обдумай предложение.