Альберт Швейцер. Картина жизни - страница 2
Я, как мог, помогал Швейцеру в его работе. Он охотно принимал подобную помощь от своих ближайших сотрудников и друзей, приезжавших к нему в Ламбарене. Так и мне посчастливилось не только слегка уменьшить гору писем, приток которых никогда не оскудевал, но впоследствии и помочь Швейцеру уладить дело с его архивом. Я сейчас еще хорошо помню те дни 1964 года, когда я приехал навестить доктора и он отдал на мое попечение тридцать пять ящиков с аккуратно сложенными бумагами. Я сам отвез их на грузовике в Либревиль, откуда их отправили в Европу.
В тот день мы напряженно трудились несколько часов кряду, и на широком столе лежала, радуя взор, довольно солидная стопка писем с ответами. Однако другая, большая стопка писем, требовавших ответа, вопреки всем нашим усилиям убавилась ненамного.
Швейцер шел быстрым шагом, но, казалось, не столь стремительно, как раньше. Неизменной осталась лишь его характерная походка: как и прежде, он шагал, слегка наклонясь вперед. Я украдкой поглядывал на него. Разве не заметна усталость на его лице? И только ли нынешняя жара тому причиной, только ли обилие из года в год писем, на которые надо отвечать хотя от непосильного напряжения сводит руку? Мы молча шагали рядом. Наша беседа иссякла уже давно, несколькими часами раньше, — жара не терпит лишних слов. И снова я подумал: зачем, зачем он взял на себя эти тяготы? Тяготы, которые длятся не один десяток лет. Ведь ему уже далеко за восемьдесят.
Мы подошли к дому Швейцера. Мне казалось, он не разгадал мои мысли. Где уж там. Особенно после такого денька! А что, если все-таки?.. Как часто Швейцер поражал меня тем, что, будто читая мои мысли, догадывался, какой вопpoc меня занимает!..
— Будь добра, кинь на ступеньки джутовый мешок, — попросил Швейцep свою верную помощницу Матильду Коттман, которая показалась в дверях.
Мы уселись на этот мешок.
Багровoe раскаленное солнце, казалось, висело в ветвях деревьев. Швейцер внезапно прервал молчание. По обыкновению сразу перешел к сути дела. Только слегка тронул правый ус, а это означало: «Сейчас ты услышишь забавную историю».
Значит, он все же разгадал мои мысли?..
Как-то раз, в девяностых годах прошлого столетия, знаменитый органист Bидoр привел своего ученика Швейцера на раут к княгине Меттерних. Учитель хотел, чтобы его ученик, этот неотесанный эльзасец, обрел в светском обществе хорошие манеры. Княгиня была вдовой бывшего австрийского посла во Франции. Супруги Меттерних в свое время настолько сблизились с французским императором и императрицей, что ни одно празднество в Версале не обходилось без участия княгини.
В 1871 году, после свержения Наполеона III, австрийскому послу пришлось уйти с политической арены. Однако княгиня отнюдь не собиралась отказываться от светской жизни; двери ее дома были гостеприимно раскрыты для политических деятелей, представителей науки и культуры, а кроме того, широко открыт был доступ всевозможным сплетням. На исходе века, в годы острой политической борьбы, которая привела Францию на грань гражданской войны>{1}, в салон княгини стекались сливки парижского общества. Довольно часто здесь появлялась и ее подруга — вдовствующая императрица Евгения. Она жила в Англии, и с 1871 года ей не разрешалось приезжать во Францию, поэтому она путешествовала инкогнито, скрываясь под именем графини Пьерфон, хотя, разумеется, ее истинное имя ни для кого не было тайной. Однажды в присутствии юного Швейцера, а также бывшей императрицы произошел следующий эпизод.
Кто-то привел в салон и представил княгине тщедушного человечка, по профессии, как вскоре выяснилось, школьного учителя. Он был необыкновенно чем-то возбужден и попросил у княгини дозволения сказать несколько слов ее гостям.
Короче, этот человек оказался председателем парижского «Антисемитского гимнастического общества» и хотел просить присутствующих сделать пожертвования в фонд этой организации. Княгиня, разумеется хорошо осведомленная о том, какие страсти бушевали вокруг дела Дрейфуса, ничем не выдала своих чувств. Она хлопнула в ладоши, и все взоры обратились к ней. Тогда она обернулась к учителю. Он сделал глубокий вдох, готовясь произнести речь, и от волнения сильно вспотел, но, прежде чем он успел заговорить, княгиня предложила ему снять пиджак. Учитель слегка удивился, однако пиджак снял. Затем он снова сделал глубокий вдох, но княгиня предложила ему снять еще и жилет. Председатель общества гимнастов, немало озадаченный поведением княгини, выполнил и эту просьбу хозяйки. Вот теперь можно говорить. Но княгиня снова остановила его: «Прошу вас, прежде чем вы обратитесь с речью к моим гостям, будьте столь любезны продемонстрировать нам хотя бы несколько „антисемитских“ гимнастических упражнений». Под оглушительный смех гостей проситель пулей вылетел из зала.