Александр Невский - страница 8

— А он нас соромить начал.

— За сором было бы спрошено, а ты едва не убил его.

— А в кое место стрела угодила?

— Хорошо, что уклюнула в мягкое место, а чуть выше бы…

Федор Данилович помог княжичам собрать стрелы, сам их в тули вложил и затворил.

— Эхе-хе, — вздохнул он. — Холоп не смерд, а мужик не зверь. Идемте в светлицу, время кириллицей[31] заняться.

Утром рано из Владимира прискакал течец, посланный Ярославом Всеволодичем за сыновьями, которых великий князь видеть пожелал. А тут беда — еще с вечера занеможилось Федору. Всю ночь он в жару метался, и кормилец не уходил никуда от него. Потом в покои к детям прибежала встревоженная Феодосья Игоревна.

— Лечца звал? — спросила княгиня.

— Послал за ним конюших, унесло окаянного на ловы[32].

Княгиня отправила Прасковью за горячей водой и сытой. Присела на ложе к сыну, рукой лоб горячий гладила, выговаривала кормильцу:

— Ах, Данилыч, Данилыч, как же ты недоглядел.

Федор Данилович переминался, кряхтел виновато, сам себя более корил:

— Старый дурак. Вчера так-то они упарились с сулицей[33], а тут баба с водой ключевой. Принесла ее нечистая сила.

— А он пил? — кивнула княгиня на младшего.

— Пил.

Феодосья Игоревна притянула Александра, еще толком не проснувшегося, пощупала лоб. Вздохнула облегченно.

Прасковья притащила в корчаге воды, тряпки и кувшин с сытой.

Вдвоем с княгиней силком напоили они Федора, тряпку мокрую на лоб положили.

— Так как быть-то, Феодосья Игоревна? — спросил кормилец. — Князь велел во Владимире быть с ними. Великому князю показать отроков хотел.

— С Александром и бегите.

Кормилец потоптался, повздыхал, кивнул Александру: одевайся. Позавтракав наспех, выехали они в сопровождении двадцати вооруженных отроков[34]. День выдался тихий и солнечный. Стремя в стремя с Александром скакал кормилец.

Княжич радовался и яркому дню и поездке — давно мечтал Владимир посмотреть. Хмурое лицо Федора Даниловича отчего-то смешило его.

— Что за туга, Данилыч?

— Эхе-хе, — вздыхал Данилыч. — Ума — два гумна да баня без верху.

— У кого? — смеялся княжич.

— Вестимо, у кормильца вашего.

Александр долго смеялся и этим вскоре и Федору Даниловичу настроение поднял.

Ехали узкой лесной дорогой, то переходя вброд речушки, то объезжая заболоченные места, то подымаясь в гору, то спускаясь вниз. В чащобе разноголосо пели птицы. На ветках сосны, нависших над тропой, мелькнуло что-то рыжее.

— Кто это, Данилыч?

— Веверица.

— Эх, лук бы.

— Ни к чему. Летом скора[35] у нее худая.

Белка, словно нарочно, дождалась передних всадников и, подняв хвост, запрыгала вверх по стволу и скрылась.

Ехали долго. Александр уже уставать начал, затих, не смеялся. Но виду не показывал. Да только кормильца не обманешь: все заметил, схитрил немножко.

— Чтой-то притомился я, — сказал он. — Вот к речке подъедем, надо на ночевку становиться.

— А далеко еще до Владимира? — спросил Александр.

— Да уж меньше, чем пробежали. Покормим коней, а завтра утречком по холодку быстро добежим.

Федор Данилович выбрал лужайку у самого берега. Все спешились. Коней расседлали, спутали и пустили пастись, поручив заботам двух отроков.

И опять скачет княжич рядом с кормильцем, радуется всему увиденному, спрашивает бесперечь:

— А скоро ли Владимир?

— Скоро, скоро, Ярославич. Потерпи.

Легко сказать: потерпи. Мальчик торопит коня. Ведь его позвал сам великий князь. Какой он? Строгий или добрый? Зачем вдруг понадобился ему княжич Александр?

Федор Данилович улыбается, отвечает терпеливо:

— Стало быть, надо, раз зовет. Поди, уж и Золотые ворота велел для тебя растворить.

— А мы поедем через Золотые ворота?

— Конечно. Князья и все гости высокие через них только и ездят.

— А еще какие есть ворота?

— Есть еще Серебряные, Медные, Оринины, Волжские, Ивановские.

Так за разговором и время быстро протекло.

Как ни ждал мальчик появления города, а первым увидел его кормилец.

— Гляди-ка, Ярославич, эвон и Владимир.

Посмотрел Александр и увидел: впереди в легкой дымке сияют золотые луковицы куполов. Колеблются в легком мареве.

— Как в сказке, — засмеялся княжич.

— Верно, — согласился Федор Данилович и, обернувшись, дал знак дружинникам подтянуться, держаться кучнее.