Александр Печерский: Прорыв в бессмертие - страница 10

стр.


Как только вас отделили и привели сюда, остальных увели во второй лагерь. Вам повезло. Обычно туда направляют всех прибывших, никого не оставляют.


Из первого лагеря имеется проход во второй лагерь, куда гонят основную массу прибывших лагерников. Там им приказывают положить привезенные с собою узлы и раздеться, чтобы идти в «баню». У женщин отрезают волосы. Все делается тихо и быстро. Потом происходит сортировка и упаковка их вещей.


А людей отправляют в третий лагерь, в так называемую «небесную дорогу». В третьем лагере истребили уже около полумиллиона евреев.


Женщины идут вместе с детьми в одних нижних рубахах. За ними, на расстоянии ста шагов, под усиленной охраной, идут совершенно голые мужчины. Вот там, недалеко от места, откуда виден дым, и находится «баня».


Там имеются два здания: одно для женщин и детей, второе — для мужчин. Внутреннее устройство этих помещений я сам не видел, но рассказывали, кто знает. На первый взгляд, там устроено все так, как положено быть в бане: краны для горячей и холодной воды, бочки для мытья… Как только люди входят в «баню», за ними немедленно запирают двери и сверху начинают спус-каться густые, темные клубы дыма. Раздаются душераздирающие крики. Но продолжается это недолго. Вскоре крики переходят в клокотание, хрип, люди, задыхаясь, корчатся в предсмертных судорогах. Матери собственным телом пытаются прикрыть детей. «Банщик» следит через маленькое окошечко в потолке за ходом «процедуры». Пятнадцать минут — и все кончено. Тогда открывается пол и мертвые тела вываливаются в вагонетки, заранее подготовленные в подвальном помещении «бани». Нагруженные вагонетки выкатывают из подвала. Все делается быстро и организованно, по последнему слову немецкой техники. Тела складывают в определенном порядке, обливают горючей жидкостью и поджигают. Если не завтра, то через неделю или месяц…


В начале весны муж и жена пытались бежать. Их расстреляли, и вместе с ними было расстреляно еще сто пятьдесят человек, работавших в том же лагере.


Была неудачная попытка прорыть подземный ход.


Был случай, когда два коммуниста, работавших в ближайшем лесу с группой лагерников, задушили охранника и бежали. Всех остальных из той группы доставили из леса и расстреляли.


Свыше семидесяти евреев из Голландии решили подкупить охранника. Руководителем этой группы был журналист, которого они звали «Господин капитан». Сколько немцы ни пытали его, он никого не выдал и до последней минуты говорил, что собирался бежать один. С того времени стали три раза в день пересчитывать лагерников, и делает это не кто-нибудь, а сам начальник лагеря обершарфюрер Френцель.


Рассказав это все, Борух ушел, добавив, что сам он мужской портной, работает во втором лагере уже больше года.



В ту ночь нам не спалось. А когда уснули, я во сне так кричал, что лежавшие рядом со мной Цыбульский и Лейтман проснулись и разбудили меня. Борис закрыл мне рот рукой и шепнул: — Замолчи, ты так кричишь, что может услышать обер-ангел смерти Френцель.


Я его оттолкнул:


— Ну и лапа у тебя, можешь и лошадь задушить.


— Я таки был когда-то возчиком и, кажется, единственным, кто обходился без кнута. Теперь прошу тебя, не тяни долго, только распорядись — и ты увидишь, как я их задушу.


Я его перебил:


— Не болтай и усни.


Борис уснул, а мы с Лейтманом продолжали потихоньку разговаривать.


— Саша, что же будет? Борух намекнул, что вся надежда на коммунистов, на советских людей и чтобы не думали только о себе. Если бежать — так всем вместе.


— Да, Шлойме, и я так думаю…



Приведу рассказ варшавского парикмахера Бара Файнберга, проработавшего в Собиборе семнадцать месяцев. Этот рассказ был записан мною в 1944 году, когда я уже находился на свободе, и он дополняет картину ужасов, царивших в лагере смерти.


«Я работал во втором лагере, где находятся склады, — рассказывает Файнберг. — Сейчас же, как осужденные на смерть раздевались, их вещи относили туда: отдельно обувь, верхнюю одежду и т. д. Там их сортировали и упаковывали. Ежедневно из Собибора отправляли десять вагонов, груженных одеждой, обувью, мешками женских волос. Документы, фотографии и другие бумаги, а также малоценные вещи мы сжигали. Когда никто за нами не следил, мы бросали в костер и деньги, и драгоценности, обнаруженные в карманах одежды, чтобы немцам они не достались.