Александр Печерский: Прорыв в бессмертие - страница 13

В прошлом мы вместе уже обдумывали побег, чтобы найти дорогу к партизанам. Теперь же речь шла о массовом бегстве. Это более ответственно. Надо было все хорошо продумать и осторожно подготовить.

Прибытие советских военнопленных в Собибор вызвало у лагерников большой интерес. Здесь знали, что где-то идут бои с фашистами. И вот прибыли люди, правда, давно уже оторванные от фронтовых событий, но все-таки они принесли с собою их дыхание, боевой опыт. На нас смотрели с любопытством и надеждой, прислушивались к каждому нашему слову, понимали, что среди нас должны быть люди, которые смогут взять на себя инициативу действий.

Из бесед со старыми лагерниками и из моих собственных наблюдений я составил себе общее представление о внутреннем устройстве лагерей. Узнал, где находится оружейный склад, гараж, где размещены офицеры. Но меня интересовало главное: что предпринять, чтобы спастись.

28 сентября

Во время обеда к Шлойме Лейтману подошел Борух.

— Здравствуйте, как работается?

— Понемножку — как часы. Заводят, и они идут. Вот свисток на обед, надо готовиться.

— Подождите, мне надо поговорить с вашим товарищем.

— С кем именно?

— С тем, что не понимает по-еврейски. Приходите с ним вечером в женский барак.

— Чего это в женский?

— Красивый парень. Почему не провести немного времени с женщинами?

Раздался второй свисток, и мы разошлись по местам.

На работе Шлойме шепнул мне, чтобы я вслед за ним попросился в уборную. Я так и сделал. Там он мне передал разговор с Борухом.

— Девушки хотят с тобой познакомиться, — сказал мне Шлойме.

— А ну их к чертям.

— А я думаю, что нужно. Не зря он приходил и говорил об этом.

— Кто он?

— Говорят, портной, его зовут Борух.

— Хорошо, пойдем вместе.

Я понял, что под предлогом ухаживания за какой-нибудь девушкой можно будет держать с ним связь, не вызывая подозрений…

Вечером мы отправились в женский барак. Сто пятьдесят еврейских женщин и девушек из разных стран находились здесь. Как только мы вошли, нас окружили со всех сторон. На наше приветствие нам ответили по-русски и по-польски, по-чешски и по-румынски, на немецком языке, на французском, на голландском.

Всего несколько часов назад отсюда забрали в третий лагерь тех, кто уже не в состоянии сортировать и упаковывать одежду. Но кто из оставшихся в этом бараке женщин мог быть уверен, что завтра и с ней не случится что-либо, и тогда одна дорога: Иммельштрассе^>>{3}.

Посыпались вопросы о Советском Союзе, о фронте, когда закончится война, кто победит?

Я оглядывал их всех. Думал, с чего начать. Мой взгляд упал на молодую, невысокую девушку с коротко стриженными каштановыми волосами и большими грустными глазами. Я подошел к ней, она отодвинулась, освободила возле себя место, приглашая сесть.

— Как вас зовут? — спросил я ее по-русски.

— Вас?^>>{4} — откликнулась она.

Я немного знаю немецкий и повторил свой вопрос. Она ответила:

— Люка. — И добавила: — Расскажите, что делается на фронте. Вся надежда на вас.

Я говорил по-русски. Шлойме переводил на идиш, а другие — на прочие языки.

— Немцев разбили под Москвой, Сталинградом, Курском, рассказывал я. — Советские дивизии приближаются к Днепру. В тылу у немцев, в Белоруссии, на Украине, в Польше действуют партизанские отряды, в Варшавском гетто было восстание.

Правда, я был мало осведомлен, но те, кто слушали, знали еще меньше. Прозвучал вопрос:

— Если так много партизан, почему они не нападают на наш лагерь и не освобождают нас? Тут ведь до леса рукой подать…

— Не забывайте, — сказал я, — что немецкая армия еще сильна. У партизан свои задачи — бить фашистов. Вывести столько людей из оккупированных районов партизаны не могут. О себе мы сами должны позаботиться…

Оказалось, что последние слова слышали не только женщины, но и капо Бжецкий, который несколько минут назад незаметно вошел в барак.

29 сентября

В 6 часов утра собрали нас всех, сколько было в лагере, — шестьсот человек мужчин и женщин, построили в колонну и повели к внутрилагерной железнодорожной ветке. Там стояло восемь больших платформ, груженных кирпичом. Было приказание выгрузить кирпич. Каждый берет шесть-восемь штук и бегом относит их на расстояние в двести метров, там складывает и снова бежит за кирпичом. За малейшую неповоротливость стегали кнутом. Все делалось в спешке, в толкотне. На каждую платформу поставили по 70—75 лагерников. Мы наступали друг другу на ноги, толкались. Если не поймаешь брошенный с платформы кирпич, получишь двадцать пять розог.