Алексей Ставницер. Начало. Восхождение. Вершина - страница 41

Если часы были для форсу, то мопед являлся насущной необходимостью. Дело в том, что от альплагеря до шоссе, по которому я ежедневно ездил в школу, 20 километров, нужно было пройти четыре километра лесом. Не скажу, что это была прогулка с удовольствием. Осенью и зимой особенно лес темный, там вечно что-то шумело и трещало, я все ждал, что вот-вот на меня набросится дикий кабан или шакалы, которых там водилось множество. Тропа к тому же проходила мимо нескольких лавиноопасных распадков. Правда, если сход лавин был реален, меня провожал отец. В общем, мопед был бы кстати. Казенить школу мысли не было, тем более, что на пути домой я ежедневно покупал для младшего Андрея двухлитровую банку домашнего молока.

Со сбережениями в заначке я и приехал в Одессу с родителями. И, видимо, сильно над ними трясся, что привело к неожиданной развязке – здесь и начинается история о своде семейных правил, которую я обещал рассказать выше.

Дело было накануне маминого дня рождения. Папа послал меня в магазин и заодно поручил купить имениннице цветы. Дал деньги. В отведенную сумму я уложился, но, видимо, что-то сделал не так, возможно, розочки выглядели уж больно чахлыми. И папа спросил, за какие деньги я брал букет. Я ответил – за те, что ты дал. Он помолчал. Потом спросил, почему не за свои. Я оторопел – тратить свои мне и в голову не пришло. Это же мои кровные, я же их какими трудами заработал, все кусты в округе прочесал.

– В семье нет твоего или моего. В семье все общее. Так что положи свои деньги в шкатулочку. А там уж мы решим, как ими распорядиться.

Перечить отцу я не смел, я этого себе не позволял до его последнего вздоха. Но деньги в шкатулку положил. «Электронику-5» за 56 рублей мне таки купили, а вот с мопедом вышел облом.

Живя в горах, где охота не столько развлечение, сколько добыча ресурсов для жизни, отец, помнится, несколько раз с охотничьей компанией отправлялся на этот промысел. Я всегда нетерпеливо ждал его с добычей, но он всякий раз возвращался с пустыми руками, чем был премного доволен и легко соглашался, что он – мазила. Не попал ни в кабана, ни в косулю, ни в зайца. Так что слюнки на дичь катились напрасно.

Его охотничье невезение мне стало понятным после поездки в Дагестан на водохранилище Черкейской ГЭС. Папу туда пригласили военные альпинисты, проходившие у него специальную подготовку на базе в Терсколе. Он взял меня с собой, и я был потрясен красотой самой водной чаши, вершинами гор, образовавших при затоплении удивительные фиорды, самой плотиной гидростанции.

Хозяева организовали рыбалку, на которой я ничего не поймал по неумению, а папа вообще откровенно лодырничал и ничего не ловил. А на следующий день поехали на охоту – стрелять гусей.

На руле лодки сидел охотник-инструктор Хамид, на носу – папа с ружьем. Я сразу за ним, на скамейке. Хамид разгонял лодку, потом выключал мотор, и мы по инерции, без шума, вкатывались в фиорды. Но гуси куда-то поделись, на водной глади – только вершины гор. И вдруг везение. Я уж не знаю, гусь это был или утка. Неважно. Птица была просто огромной. И мы подкатили почти вплотную. Я дрожал от нетерпения, кричал шепотом – давай же, давай стреляй, а то улетит. И гусь в самом деле взмахнул крыльями, отрываясь от воды, самое время было жахнуть. И папа действительно стрельнул куда-то в сторону. Я оглянулся на Хамида. Хамид улыбался.

Наверное, это была моя самая удачная охота. Хотя больше ни на какой другой я и не был. Я не увидел окровавленную птицу, не видел, как ее ощипывают и как она превращается просто в мясо.

Поездки с отцом мне всегда были в радость, и не только потому, что открывались новые миры, а в детском возрасте даже выход за границу лагеря – новый мир. В сущности, это были часы или дни, которые папа посвящал только мне, в этом времени не было ни гостей, ни работы. Пройдет много лет, он уже будет болен и в одном из разговоров скажет, ни о чем не сожалея и ничего не осуждая, что в жизни есть не менее важные вещи, чем работа. Это не цитата, а смысл его вывода. Уже был позади и романтический период Кавказа, и создание ТИСа, и можно было без оговорок сказать, что жизнь удалась. Не то, что «мы, оглядываясь, видим лишь руины». Но всегда можно найти упущения и ошибки, которые вызывают сожаление.