Аленкин клад - страница 7

В народе говорят: «У страха глаза велики». Я не намерен опровергать эту пословицу. Страх, по-моему, только тогда становится ощутимым, когда опасность остается позади.

Наш плот, не сбавляя скорости, подлетел к водопаду, на какое-то мгновение остановился и… провалился куда-то вниз.

Если есть в Жизни святые минуты, то я их испытал, когда оглянулся на пройденный порог. Там, где мы были еще минуту назад, Говоруха падала с отвесной крутизны в кипящую круговерть. Я от страха съежился и опять услышал тревожный голос Аленки:

— Держись!

Плот снова полетел в тартарары и, подпрыгнув от сильного толчка, выскочил из бурлящей пучины на стремнину.

— Шест!.. Шест!.. — закричала Аленка. — Эх, ты!..

Я не видел, как она с помощью длинного шеста ловко направила плот в тихую заводь, а когда немного пришел в себя, получил, как говорится, по заслугам.

— Тоже мне рыцарь! — с гневом обрушилась на меня Аленка. — С таким попутчиком, как ты, только язык чесать у костра! Возьми себя в руки! Самое страшное — позади!.,

Я не злился на Аленку за колючие упреки, готов был слушать разнос покорно, безропотно, только бы не встречать на пути ревущих водопадов и кипящих пучин. Пусть это удовольствие испытывают любители острых ощущений, которым все на свете трын-трава.

Солнце клонилось к западу. Таежная речка по-прежнему прытко и весело мчалась вперед, и казалось, нашему пути не будет конца. Часа через полтора она вырвалась из обрывистых берегов и стала огибать широкую поляну. Сколько солнца! Сколько света! Я как зачарованный глядел на зеленый простор и думал: «Здесь можно свободно разместить московские Лужники».

— Ну, как? — прервала мои мысли Аленка. — Душа вернулась на свое место?..

Признаться в пережитом у меня не хватило мужества, и я с напускной бесшабашностью произнес:

— Не такое приходилось испытывать!

— Правда? Расскажи.

Я попытался вспомнить самое страшное. Но рассказывать о сражении на колхозной птицеферме с петухом-разбойником не решился. В этой схватке одному пришлось отступать в сторожку и долго ожидать подкрепления. Птичница тетя Глаша пыл забияки, решившего биться со мной до смерти, укротила хворостиной и, смеясь до слез, вызволила «крыспондента» из беды неминучей.

— Ну расскажи, — не унималась Аленка. — Мне интересно послушать.

— В другой раз, — пообещал я. — Не хочется на ночь глядя вспоминать трагедии.

Аленка не стала докучать расспросами о пережитом, поведала о самом печальном в своей жизни:

— Если бы ты знал, как моя мама не хотела, чтобы я стала геологом…

— А теперь?

Лицо Аленки помрачнело. Она тяжело вздохнула и, часто мигая ресницами, прошептала:

— Мама умерла. Отец женился на другой…

Широкая поляна сменилась тайгой. По берегам Говорухи все чаще стали встречаться вырубки, крытые березовой корой шалаши… Я молча наблюдал за проплывающими берегами и не мог найти для Аленки утешительных слов. Мое молчание, очевидно, ей надоело, и она начала завидовать журналистам, которые каждый день встречаются с разными людьми, бывают во всех уголках страны и видят все-все на белом свете. Я скорее по неопытности, чем с намереньем заговорил о том, что человеку никогда не поздно сменить профессию. Аленка кисло улыбнулась и раздраженно заметила:

— Предлагаешь менять шило на мыло? Лучше профессии геолога нет. Никогда не было. И не будет!..

— Оно, конечно, гак… Если нравится…

— Не то говоришь. Наше дело надо чувствовать сердцем. Его надо любить, как мечту. Тебе, может быть, покажется смешно, но у земли есть свой голос. И тот, кто хоть раз услышит этот голос, никогда не изменит его зову.

— Да, да! — заторопился я, рассчитывая схватиться за ниточку Аленкиного клада. — Открывать несметные богатства… Это же здорово, черт возьми! Прекрасно! Неповторимо!

— Да брось ты о кладах. Я встречала геологов, которые не прославились никакими открытиями. Но они не считают себя обиженными судьбой.

— Почему?

— Природа доверила им свои тайны. Не каждому выпадает такое счастье. Ты вот смотришь на камень и думаешь: кусок твердой породы. Нет, он живет своей особой жизнью. И прочтет се только геолог. Проверено практикой. Тебе советую запомнить: мы не любим говорить о своих открытиях. В этом есть, пожалуй, что-то от любви. Ведь люди в своих чувствах признаются не каждому.