Алёнкины горизонты - страница 6

… А может замуж? За боярина. Или за князя. А что? Княгиня Алёнка Рюрикова! И станут мои потомки великими князьями, и наведут шороху на заграницу. И скажет мой прославленный внук, повергая очередного супостата в озеро: А коли с мечом к нам зашёл, так от меча и загнёшься! А скажет так, потому что я сама ему в ушко сии слова шепну… Бред. Полный бред. Судя по дате основания Нове града Нижнего внучёк этот давно пелёнки пачкает, стало быть, не мне ему в ухи слова заветные шептать. Проблема. Что-то другое искать надобно.

Пока я думала о новом своём будущем, город приблизился ко мне вплотную. То, что я вначале приняла за срубы, оказалось крепостной стеной. Недоделанной. Я сама об этом догадалась, потому что Васнецов мой любимый художник. Есть у него картина «Основание Москвы». Не хочу сказать, что изображённое на ней точь-в-точь соответствовало увиденному сейчас, но в целом похоже. Даже мужик с лопатой. Правда, у Васнецова он в шапке, а здешний весь волосами покрыт, один только нос виднеется да глаза с наглым прищуром. У меня сразу возникло ощущение, что мужичок гадость какую-то ляпнет, уж больно он неприятный. И точно.

— Эй, Дмитраш, кого везёшь-то? Нешто сызнова волошку лесную споймал? Справная какая, всем соком в титьки ушла. Дал бы пошшупать?

И расхохотался. Народ хохот подхватил, словно шутку умную услышал, и понеслась глумливая волна над полем ворон гонять.

Дмитрашом оказался добрый, ибо именно он ответил этому лохматому существу.

— Кого споймал, того и везу. А тебе, борода нечёсаная, не кажный бы раз нос свой в чужое дело сувать.

Сказал он спокойно, без уважения, будто отмахнулся, и весь хохот разом о равнодушие его сломался. Народ приумолк, и только лохматый хмыкнул противно:

— Себе мясо, людству кости.

Дмитраш не ответил, я тоже. Каждому хаму ненаотвечаешся, он всё равно последнее слово за собой оставит, поэтому мы дружно промолчали и на всякую рвань больше не смотрели, тем более что смотреть и без того было на что. Город, или то, чему в скором времени предстояло стать городом, открылся мне целиком. И поднялась вдруг в груди волна восхищения: вот оно — начало! Родное, великое, сказочное, чему каждую осень с размахом основу празднуем. И хотя нет ещё стен, не стоят башни, но уже возвышается церковь по-над откосом, царапает облака крестом восьмиконечным. И избушечки в ряд — широкие, приземистые, с земляными крышами. А на месте вечного огня, где школьницей-соплюшкой я гордо в карауле стояла, терем в два этажа — настоящий, с резными наличниками. И кажется, выскочат сейчас девки в кокошниках, махнут рукавами, поднесут хлеб-соль на рушнике петушистом; и мужики-крепыши в рубахах свободных выкатят бочонок мёду стоялого. И ударят гусли весело, и понесётся песнь разудалая, и закружится в хороводе…

— До воеводы тебя сведём, — сказал Дмитраш.

И рухнула сказка, будто динамитом взорванная. Вот так всегда: только о чём-то душа возрадуется, как сразу — бах! — и сведём тебя к воеводе. Обязательно надо яркий жизненный момент словом постным испортить. И было бы чего ради. А то ведь и торопиться уже некуда, всё в прошлом, вернее, в будущем, и не денусь я отсюда никуда, и вообще…

Я сжала губы, демонстрируя обиду, но Дмитраш не стал вдаваться в мои переживания, а направил коня к теремочку. У крыльца он спешился, спустил меня на землю и кинул поводья подбежавшему мальчонке. Потом сказал назидательно:

— В горницу войдёшь — поклонись. Ты хоть по-русски разумеешь, но обычаев наших явно не ведаешь. Таче…

— Я православная, — к чему-то брякнула я.

Он не поверил.

— А почто креста не носишь? Негоже православному человеку без креста быть. Не по закону сие.

Я пожала плечами. А что сказать? Что крестики нынче не в моде? Так ведь не поймёт. Ушли те времена, когда крестик значил чего-то, теперь это даже не украшение.

— Ладно, всё одно поклонись, — вздохнул Дмитраш, — вперворядь на десну иконам, опосля воеводе, — и повёл меня вверх по ступеням. Сердитый двинулся следом.

К воеводе мы попали не сразу. Толстомордый дядечка в кафтане, наверное, боярин, остановил нас в сенях и сказал:

— Нельзя ныне к воеводе, владыко Симеон у ево. Ждите покудова.