Алесия, барышня в бегах - страница 44

И я всё поняла. Не только полиция быстро выяснила, что у Клим и Эбрела есть только одна точка пересечения, и эта точка — я, но и журналисты тоже. Разузнать, что Эбрел последние дни проводит, крутясь возле меня, а я в это время бегаю к Климу мог любой.

Но я не могла предстать перед журналистами, я не могла давать интервью, даже под именем Алесии Норовой, потому что репортеры будут меня фотографировать. И если мои фотографии появятся в газетах, то все родственники и друзья Бибианов узнают, как экстравагантно, на самом деле, проводит время бывшая невеста Бэзила Бибиана, что ни в какой она не в лечебнице, что она скачет себе дальше, соблазняя новых мужчин. Ещё один скандал Бибианам был точно ни к чему. Госпожа Бибина не могла такого допустить, она не для того платила Оаннель, чтобы вот такое вот появилось в газетах. Поэтому Оаннель меня увольняла.

— Сколько вам заплатила госпожа Бибиан? — спросила я, снимая с ног туфли Оаннель, и получая обратно свои белые свадебные ботинки.

— Не твоё дело, милочка, — отрезала она.

— А кто же будет теперь петь у вас в ресторане?

— Не переживай. Я уже нашла девочку, похожую на тебя. Я всем скажу, что это ты. Народ будет валом валить

— Но ведь все увидят, что это не так, что это не я.

— Да кто увидит-то! — всплеснула руками Оаннель, — ты пела два дня, или три? В полутемном зале! Думаешь, тебя успели запомнить?

— Но эта новая девушка не сможет петь, так, как я.

Оаннель расхохоталась, подняла с пола пакет, и сунула его мне в руки.

— Все, прощай. Лети на Землю. И сиди там тихо. Госпожа Бибиан очень на этом настаивает.

Было, конечно, очень обидно, что моё пение, занимавшее в моей жизни такое большое место, вызывает у Оаннель только хохот. И я мстительно подумала, что через год, когда Эбрел сделает из меня знаменитую певицу, Оаннель будет локти кусать от досады, что не удержала меня. Она будет всем рассказывать, что в её ресторане начинала сама Алесия Уителл! И, подумав так, я развернулась и гордо ушла.

Но, одновременно, я радовалась тому, что Эбрел не знает моего адреса на Земле. Не знает и не узнает, потому что ему негде выяснить мой адрес. Он меня там не достанет, и я смогу, наконец-то, спокойно пожить без его удушающего внимания.

И я побрела к лифту. Вызвав лифт, я сказала только «вокзал», и уже через две минуты была перед высоким аркообразным входом, из которого выходили, и в который входили люди. Внутри было просторно, и, как-то очень аскетично — стены в ровном бежевом граните, такой же пол, простые металлические стулья. Очевидно, сдержанный, утилитарный земной стиль начинался уже здесь, прямо на вокзале. Который, кстати, был под завязку полон людьми. Но это было не потому, что на Землю людей летело больше, чем, скажем, на Венеру или Уран. Просто на Венеру Уран и прочие планеты люди предпочитали добираться на личном транспорте. А на Землю, на её поверхность, так было лететь нельзя.

Потому что полёты между планетами солнечной системы считались делом безопасным, летать по бесконечным пустым пространствам космоса было настолько просто, что с этой задачей справлялся и автопилот. Пристыковка к шлюзам тоже проблем не доставляла.

И совсем другим делом было приземление непосредственно на поверхность планет. Компьютерам такое не доверяли, только люди могли справиться с этим сложным делом. Но далеко не каждый способен стать пилотом, поэтому на Землю летали общественным транспортом даже те, кто мог позволить себе дорогостоящий приземляющийся корабль.

Я подошла к стойке регистрации, и поднесла к ней тыльную сторону правой руки.

«Направление — Земля» — высветилось на экране. «Евразия, Тибет, дом Карензы Уителл. Координаты…» — и дальше шёл ряд ничего не значащих для меня цифр.

Я не знала, что такое «Тибет» но ничего хорошего от Земли я в любом случае не ожидала.

Большую часть пути на Землю, я благополучно проспала. Несколько раз за это время я открывала глаза, видела перед собой ровные ряды кресел, затылки пассажиров — и засыпала обратно. Окончательно я проснулась тогда, когда огромный диск Земли закрыл собой все обозримое пространство, и в иллюминаторах не было видно ничего, кроме него. И этот голубой, в полосах облаков шар, всё приближался и приближался.