Алесия, барышня в бегах - страница 67

Это действительно был Клим, он всё ещё был очень худым, рабочая куртка болталась на нём мешком, но это точно был он. Он стоял и читал с планшета названия цветов, а робот перед ним указывал ему на названные растения. Я не увидела лица Клима, только его красивый профиль — и тут же торопливо отошла. Я ушла домой. Ушла с мыслью, что это не может быть простым совпадением, что не может быть такого, что Клим, которого я так старалась забыть, вдруг оказался на Венере спустя всего пару недель после того, как я от него уехала. Неужели Клим решил меня преследовать, неужели он решил меня добиться?

И я не знала, что мне чувствовать по этому поводу.

«Дорогая Фелиция! Ты совершенно напрасно беспокоишься обо мне, у меня всё в порядке. Совершенно точно в порядке, совершенно точно..» И дальше шло штук двадцать словосочетаний «совершенно точно», написанных нервным, всё боле и более ухудшающимся почерком — под конец это были совсем уже неразборчивые каракули. И в самом конце была подпись «Севелен». Очевидно, это был черновик не отправленного письма. Полиция забрала почти все вещи Севелена, а то, что не взяла полиция, вывез Эбрел. Остались только книги — Эбрел сказал, что пока не решил, что с ними делать. И в одной из книг я нашла этот смятый, а затем вновь разглаженный листочек, и обрывок фотографии, на котором Севелен был запечатлён рядом с Фелицией. Не думайте, что я собиралась читать книги Севелена. Все они имели сугубо научное содержание, и я не открыла бы их даже от самой большой скуки. А скучно мне вовсе не было — утро я провела в главном концертном зале агломерации Венеры, разучивая под руководством хореографа танцевальные па, а после была ещё одна изматывающая репетиция — на этот раз с Болотовым. Еа самом деле я так устала, что проходя в дверь, не вписалась в поворот и толкнула стоящий рядом антикварный стеллаж. Он качнулся, лежавшие на нём книги посыпались, тоненькая ваза, стоявшая на самом верху, полетела вниз. И между осколков я увидела эти два листочка бумаги, начало письма, и обрывок фотографии. Странно, что полиция до них не добралась. На мой взгляд оба этих листочка представляли интерес.

— Воюешь? — спросил, входя, Эбрел.

Он пришёл за пятнадцать минут до этого, чтобы проверить, как продвигаются репетиции. И до того, как я уронила вазу, он сидел в гостиной вместе с господином Болотовым, обсуждая грядущий концерт.

— Я случайно толкнула стеллаж, — сказала я, глядя на Эбрела снизу вверх.

— Я любил эту вазу, — сказал мне он.

Я знала, что Эбрел очень любил антиквариат. Я видела фото его квартиры — она больше напоминала музей, чем частное жилье. Его любовь к старинным редкостям не могло поколебать и такое экстраординарное событие, как взрыв звездолёта, даже с разрушенной, разваливающейся «Валькирии» Эбрел умудрился вынести несколько сумок редкостей. Я знала об этом из газет.

— Прости, — я поспешила извинится перед Эбрелом, — ты видел? — Я протянула ему письмо Севелена.

— Смотри, Севелен пишет какой-то Фелиции. Наверное, это Фелиция Сеславина? Дочь Василия Сеславина, с Урана?

— Да, это она, — кивнул Эбрел, — Какое-то время они переписывались. Полиция изъяла все её письма.

— Здесь и фотография есть.

Эбрел взял в руки обрывок фотографии, и усмехнулся.

— Севелен, бедняга, — сказал он, — никогда не был любимцем женщин. Ему надо было не над вечной молодостью работать, а над чем-нибудь вроде вечной мужественности.

Эбрел был прав, рядом со статной, фигуристой Фелицией, тощий Севелен смотрелся жалко.

— Убери это, — сказал мне Эбрел, — для полиции ничего интересного здесь нет.

— А кто стоял с той стороны? — спросила я, указывая на рваный край фотографии.

— Я стоял. Я тогда думал женится на Фелиции.

Я ещё раз посмотрела на фотографию, и мне пришла в голову интересная мысль.

— А Севелен не мог попытаться убить тебя из ревности? — спросила я Эбрела, — может, он ревновал Фелицию к тебе?

— Не знаю. После того, как мы с Фелицией расстались, она какое-то время встречались с Севеленом. Но он тоже её бросил.

— Почему?

— Не знаю, — жёстко сказал Эбрел, — Не спрашивал.