Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - страница 28

стр.

– Сундука два. А лучше три. В один ваши вещи – увы! – не поместятся. Знаете, мама, вам впору уже лавку одежды открывать или модный дом, столько вы этих тряпок за неделю накупили.

– Ой-ей, какой ты стал жадный, сынок, – удрученно покачала головой мать. – Родной матери…

– Я не жадный. Я экономный, – огрызнулся Али-баба. – Прошло всего две недели, а уж полмешка нет. А вы не подумали, что мы будем делать, когда все золото закончится?

– А чего думать-то? – махнула ручкой старушка. – Пойдешь в свою пещеру и еще один мешок возьмешь.

– Да вы в своем уме?! – Али-баба от подобного заявления аж подпрыгнул на месте словно ужаленный.

– А что такого? – наивно похлопала глазами мать. – Если этот твой дух такой добрый, то чего не дал сразу два мешка, а всучил тебе всего один?

– Он предлагал, – растерялся Али-баба, – но я отказался. Жадность – великий грех, мама.

– Глупый ты у меня еще, – обреченно вздохнула старушка, махнув сухонькой ручкой. – Кто ж отказывается, когда дают. Дураком быть – вот великий грех. Брал бы пример с Касыма. Столько денег, а до сих пор ходишь, как оборванец. Непутевый!

– Да вы что?! – округлил глаза Али-баба. – Мама, я вас просто не узнаю.

– И я тебя тоже, между прочим! Попросила одну монетку на платье, так разговоров на полдня.

Али-баба тяжко вздохнул, перестал чесаться и полез в мешок. Скрепя сердце он отсчитал три монеты и передал их матери.

– Возьмите. Этого хватит на хороших прочный сундук и на платье.

– Вот спасибо, сынок! – обрадовалась та, тут же завернув монеты в тряпицу, а тряпицу зажала в кулак – так уж точно никто денег не украдет. – Знаешь, там еще сурьму привезли и индийские благовония, – вопросительно уставилась она на сына.

– Ну, знаете, мама! – окончательно вышел из себя Али-баба. – Да у вас этой краски уже – хватит три раза с ног до головы выкраситься и еще на долю лопоухого останется, а этими вонючими благовониями весь дом уже до самой крыши провонялся. С закрытыми окнами спать невозможно. Ничего больше не дам! – отрезал Али-баба, закрывая собой изрядно сморщившийся полупустой мешок.

– Ну, нет так нет, – пожала плечами старушка. – И незачем так кричать. Подумаешь…

Она развернулась и, чуть горбясь, потопала к выходной двери. Али-баба проводил ее тяжелым взглядом, вновь тяжко вздохнул и, размышляя о власти проклятого золота, завязал мешок бечевой. Нужно было что-то решать, но вот что…

Я уверен, вы скажете, что потратить полмешка золота за полмесяца невозможно? Можно, и еще как! А при желании и целый мешок. Был бы дурак, а товар по сходной цене всегда найдется. Вы слышали, есть лавки, в которых богатым бездельникам втюхивают грошовые товары по цене целых двух лавок со всем их барахлом? Не слыхали? Есть такие, клянусь Аллахом: и лавки, и дураки, которые в них покупают. Что, скажете таких идиотов не может быть? А видели ли вы, некоторые бабы в драных шальварах ходить начали? Думаете, нищие? Ан нет! На днях мне на глаза дочка купца Вахида попалась в драных штанах. Скажете, тоже нищие? Это, говорят, последний писк моды – рванье носить. Так штаны-то на этой девчонке откуда, как вы думаете? Мы все здесь взрослые люди, и потому я вам скажу напрямую: от моей Зейнаб те штаны, вот провалиться мне на этом самом месте! Моя жена, чтоб у нее в бане шальвары не подменили, всегда на них свое имя вышивает по нижней оторочке, а тут гляжу: и штаны драные вроде как ее, и даже имя на положенном месте красуется! И ведь на помойку штаны-то выбросила, а оно вон как… Рассказал я Зейнаб про шальвары – вот как вы, прямо, мне не поверила, побежала смотреть. Точно, ее шальвары! Решила допытаться у Мадины – дочки купцовской, – откуда она их взяла, а та гордо ей и заявляет: в той-то и той-то лавке за пять золотых купила. А вы говорите!..

Так о чем это я? Ах да!

Касым тоже был далеко не дурак – деньги-то он лихо считать умел, и приход с расходом быстро связывал. На полкошеля золотых так не развернешься.

Али-баба уже не раз замечал, как брат подозрительно косится на него и на мать. Еще бы! Новые платья каждый день, новый казан, новое стойло ослу, в кормушке у животного не переводятся отборные овес и ячмень (хотя Али-баба и считал это слишком большим и совершенно бесполезным расточительством), новая калитка, новые двери и окна, беседка на крыше, выложенная плиткой дорожка к дому, и тут уж поневоле задумаешься, на что все это куплено. К тому же Али-бабу уже две недели никто не видел с топором на плече, спешащим в горы, а это не могло не вызвать обоснованные подозрения.