Алиса убивает любимых - страница 6

стр.

Несмотря на то, что заняться мне было откровенно нечем, в следующую субботу я не поехал на комбинат, потому что думал тогда, что с ним и со всем этим безумием покончено. И хотя из дома я действительно не вышел, но закрыться от собственных мыслей мне все же не удалось. Вот почему ночью я лежал с открытыми глазами. За окном дождь никак не прекращался, и я подумал, что, если все это время заливало и на пустыре, то, должно быть, подвал с розовым слоном затопило, и призраки сидят там в эту самую минуту на сыром полу и шепчут свои исповеди под аккомпанемент бегущих по бетонным руслам потоков воды. Вспомнив о клубе, я вспомнил и об Алисе, а вспомнив о ней, уже ничего не мог с собой поделать, и думал только о ней до самого утра. И чем больше я думал об Алисе, пока лежал в темноте, тем прекрасней она мне казалась. Я присутствовал наполовину в своей комнате, наполовину летал где-то далеко, рассматривая со всех сторон ее узкие плечи и короткие мальчишеские волосы, а за окном барабанил дождь, сменившийся к рассвету проснувшимися птицами...

Было уже около пяти часов, когда я наконец начал засыпать, и вдруг услышал негромкий всхлип за стеной. Несколько минут я прислушивался и убедился, что мне не послышалось. Тетке в ту ночь тоже не спалось, она тихо плакала на кухне. И, наверно, мне стоило бы подняться и выяснить, в чем там дело, но я не стал. Просто решил, если кто-то не спит в пять часов, то его и трогать не стоит. Засыпая, я надеялся только, что это не из-за меня.

Я проснулся уже посреди чьего-то дня, когда солнце готовилось упасть. Но для меня это было как раннее утро – по возможности я старался вставать как можно позже и был бы рад всегда существовать только темноте, в которой все кажется прекрасней, чем при солнечном свете. В квартире было пусто, тетка куда-то ушла, и я почему-то чувствовал себя виноватым. Не было никакого настроения сидеть в моей бетонной конуре, так что я пошел шататься. На улице было тепло, дождь закончился, а я как обычно оделся не по погоде: пришлось сразу снять шапку и расстегнуть куртку. Сначала я решил, что просто немного пройдусь по району, но, дойдя до перекрестка, мне вдруг захотелось его перейти и направиться дальше по дороге. Идти просто так, куда-нибудь или никуда, вдаль, по раздолбанному асфальту, чтобы думать только о том, как сделать следующий шаг и ни о чем больше. Так я дошел до железнодорожной станции, купил билет до выбранного наугад места и вышел на платформу. Я ввалился в вагон и уставился в окно. И тогда-то, в густом дыму больших красно-белых труб промышленных зон, я вдруг увидел его – розового слона, сошедшего с дальней стены комнаты клуба самоубийц. Он, такой огромный, розовый и ко всему безразличный, плыл по серому небу тяжелым облаком, с медленно отрывающимся хоботом, задевающим провода. Я подумал, что розовый слон меня преследует, хотя дело, наверно, было не в нем, а во мне самом и в Алисе, о которой я никак не мог забыть.

Я сошел на неизвестной пустой станции, когда уже почти стемнело, и опустился на скамейку. Розовый слон остался позади, его размазало ветром по небу, а я оказался один посередине осеннего грязно-серого ничего и вдруг подумал – и эта мысль меня тут же парализовала – что если Первая вынесет приговор Алисе, как и той девчонке со спутанными волосами? Что если Алиса решит уйти, а я так и не услышу ее голоса, не узнаю причин, по которым она пришла в клуб самоубийц, не увижу больше ее сгорбленную фигуру у стены, так с ней и не познакомлюсь? Моя жизнь тут же представилась мне чередой упущенных возможностей.

Солнце скрылось за бетонным массивом неизвестного, но являвшегося точной копией любого другого московского спального района, а я вдруг понял, как мне не хватает этой совершенно мне незнакомой девушки, Алисы, ее узких плеч и коротких волос, превратившихся в моем воспаленном сознании в идеал всего, что я когда-либо видел в жизни, о чем я когда-либо мечтал. Чувствуя себя совершенным безумцем, я встал со скамейки, потому что не в силах был больше сидеть на месте в потоке мыслей, спустился вниз по переходу и поднялся на другую платформу, чтобы дождаться обратного поезда.