Аллен Гинзберг в переводах Михаила Гунина - страница 3

стр.

«Мы  лежали под одеялами, болтали, читали мои стихи, обнимались и целовались
живот к животу
обхватив руками друг друга»
«Я всегда залезал к нему в кровать в трусах, а утром они уже лежали на полу»
«Японец, всегда хотел пристроить к мастеру мою задницу»
«Бывало, говорили с ним всю ночь о Кэссиди и Керуаке, сидели  в позах Будды,
а после спали
в постели гения-поэта.»
«Ему,  похоже,  было  нужно  столько   любви,  так  стыдно  не  сделать  его
счастливым»
«Я был одинок,  никогда раньше  не был голым в постели  с кем-нибудь, он был
так нежен,
мой живот трепетал, когда он проводил по нему пальцем, спускаясь к бедрам — "
"Я просто лежал  на  спине с закрытыми глазами,  он доводил меня до  оргазма
ртом,
пальцами обняв меня за талию"
"Он здорово сосал"
И будут слухи от любовников из 1948-го, дух Нила Кэссиди соединится с плотью
и юной кровью 1997-го
какой сюрприз — "Ты тоже? Я думал, ты не голубой!"
"Да, но Гинзберг — исключение, мне почему-то с ним было хорошо"
"Я забывал, был я гетеро, геем, забавным или странным, я был собой, нежным
и любил, когда меня целуют в макушку,
мой лоб, горло и сердце и солнечное сплетение, пупок, мой член, мой
зад, который он щекотал языком"
"Мне  нравилось, как он цитировал: 'Но позади всегда я  слышу/как колесница
времени мне в спину дышит,'
головы лежат рядом, глаза в глаза, на подушке — "
Среди любовников один юный красавец бродит сзади
"Я посещал его  уроки поэзии 17-летним парнем, бегал по поручениям в его дом
без лифта,
соблазнил меня, я  не хотел, заставил меня  кончить, ушел домой, никогда  не
видел его больше,
никогда не хотел… "
"У  него  не  вставал,  но  он  любил меня,"  "Чистый  старый человек."  "Он
убеждался, что я кончил первым"
Скопление удивленных и гордых на почетном месте церемонии.
Потом поэты и музыканты — гранджевые  группы парней  из  колледжа  — звезды
старой эпохи "Битлз",
честные трудяги-гитаристы, голубые дирижеры классики,
неизвестные  композиторы   высокого  Джаза,   фанки-трубачи,   черные  гении
изогнутого баса и валторны,
скрипачи-фольклористы и домры тамбурины гармоники мандолины
арфы свистульки и казу
Затем, художники  Итальянцы  романтики реалисты обученные мистике в Индии  в
60-е,
Поздние любимцы
Этрусские художники-поэты, Классики-художники Массачусетс сюрреалисты нахалы
с европейскими женами, скудные альбомы гипс масло акварель
мастера из американских провинций
Потом, школьные учителя, одинокие ирландцы-библиотекари,
утонченные библиофилы, нет движению за свободу секса
армии, дамы обоих полов
"Я видел его десятки раз он никогда не помнил моего имени я любил его
как бы то ни было, настоящий художник"
"Нервный  срыв после  менопаузы, юмор  в его стихах спас меня от больниц для
самоубийц"
"Чародей, гений сдержанных манер, умывался, обедал в моей студии
гостил неделю в Будапеште"
Тысячи читателей, "'Вой' изменил мою жизнь в Либертвилле, Иллинойс"
"Я видел, как он читал Монклера в педучилище, решил стать поэтом — "
"Он завел меня, я начинал гаражным рокером, пел в Канзас Сити"
"После 'Каддиша' я плакал о себе и об отце, тогда еще живом, в Неваде"
"'Cмерть отца' утешила меня, когда сестра умерла в Бостоне в 1982-м"
"Я увидел его  слова в журнале,  мне стало  так  светло,  я понял, что  есть
другие люди,
такие же, как я"
Глухонемые барды поют при помощи рук, быстрые блестящие жесты
Потом Журналисты, секретари редакторов, агенты, портретисты и фотографы
ревностные поклонники, рок-критики, культурные трудяги, историки культуры
приходят лицезреть исторические похороны
Суперфаны,  графоманы,   стареющие   Битники  и   Примыкалы,   охотники   за
автографами,
беспокойные папарацци, интеллигенты-простофили
Все знали, что они были частью "Истории", кроме покойного,
который никогда точно не знал, что происходит, даже когда я был жив

1997

ОРИГИНАЛЫ

An Asphodel

     O dear sweet rosy
          unattainable desire
    . .how sad, no way
          to change the mad
     cultivated asphodel, the
          visible reality. .
     and skin's appalling
          petals- how inspired
     to be so Iying in the living
          room drunk naked
     and dreaming, in the absence