Альманах "Удивительный космос" - страница 8

— Погодите, — сказал Павлыш. — Может, в самом деле лучше вернуться к действительности. А то получается нелепо: Лигой — и восемнадцать зайцев. Давайте сделаем, как было вначале: "Старый и очень хитрый траканс…"

— Они же сразу угадают! — воскликнул патриций. — Ну кто, кроме меня, может написать про траканса? Лучше я возьму рассказ обратно. Сами же говорили, что можно писать под девизом…

— Да, — согласился Павлыш. — Ну ладно. Продолжайте.

— "…Потом подбежали белки и два сурка.

"Все?" — спросил медведь.

"Я еще видел косулю. Но она совсем больная", — сказал заяц…"

— И у вас все звери разговаривают? — спросил Павлыш.

— Это же не реальный рассказ. Это же аллегория, — сказал патриций. Очень распространенный вид мунской литературы. Еще два столетия назад великий Кыс из Пронеги написал аллегорию о сумсах. Там сумсы говорили.

— Хорошо, — сказал Павлыш. — Продолжайте.

— "Я думаю, объяснений не требуется, — сказал медведь. — Положение всем ясно. Если мы не сможем добраться до заповедника, на Муне не останется ни одного дикого зверя. Вчера начали рубку последнего большого леса. Не секрет, что волку приходится скрываться среди собак, а зайцы прячутся в подвалах. Мы проиграли многовековое сражение. Мы почти уничтожены. Кто знает дорогу в заповедник?"

"Я знаю, — сказал олень. — Я пытался туда пробраться тайком, но меня остановил забор".

"Далеко отсюда?".

"К утру будем".

"Тогда в путь, — сказал медведь. — Ждать нельзя".

Животные затрусили по обочине пустынного шоссе. По дороге к ним присоединилась цапля. Она летела чуть впереди, проверяла, нет ли опасности. У самого заповедника в колонну влились две мыши-полевки.

Впереди был забор. Белая надпись: "Заповедник".

Медведь носом нажал на кнопку звонка.

Звери волновались. Как их примут?

Заспанный человек подошел к двери. Удивился, увидев в тумане зверей.

"Мы в заповедник, — сказал за всех медведь. — Нам уже нечего есть. Мы устали прятаться. Если вы нас не укроете, через неделю на Муне не останется ни одного дикого зверя".

"Заходите, — сказал человек. — Нет, не к кормушке. Сначала в изолятор".

Звери послушно прошли в большое желтое здание. Когда дверь за ними была закрыта и заперта на засов, человек побежал к домику, где его помощник сидел за столом и ел кашу.

"Грулад! — крикнул человек с порога. — Нам повезло!"

"Что случилось? Ты достал пищу для нашего козла? Или придумал, чем накормить львенка? Или знаешь, что мы скажем ревизии в конце месяца?"

"Ты настоящий ученый, Грулад, — сказал человек. — Ты даже не догадываешься, как нам повезло. Множество зверей добровольно пришло в заповедник. Даже один медведь. Мы теперь спасем от голода львенка и сами будем два месяца сыты. Звери просят убежища".

"А где они сейчас?" — спросил в волнении Грулад, опрокинув блюдце с кашей.

"Я их загнал в изолятор".

"Великолепно!"

Они стояли перед дверью в изолятор. Вдруг Грулад сказал:

"Жалко только, что они — последние звери на Муне. И они нам доверились. Больше зверей не будет".

"Но ты забыл, что мы два месяца будем есть настоящее мясо? И ни один ревизор нас не уличит. Мы даже откормим львенка. Он будет жив к следующей ревизии".

И, рассеяв таким образом последние колебания, они вошли в изолятор, где их с надеждой ожидали звери, и перебили их из автоматов".

— И это все? — спросил Павлыш.

— Да. А что же еще? Только девиз: "Люби слабого". Это иронический девиз.

— Раз уж у вас земные медведи, то можно взять соответствующее библейское выражение, — сказал Павлыш. — "Люби ближнего своего".

— Правильно.

Патриций записал девиз.

— И еще замечание. Я на вашем месте вернул бы мунские названия зверей. Все равно понятно, что действие происходит у вас: и имена, и названия.

— А если все имена поменять на земные?

— На Земле же этого не может быть. Получится ненастоящая аллегория. Ложная.

— Ладно, — сказал патриций. — Согласен. А в остальном пойдет?

— Пойдет, — сказал Павлыш. — Хоть рассказ и в самом деле печальный.

До обеда оставалось совсем мало времени. К своему рассказу возвращаться уже не было смысла. Павлыш вспомнил, что у него есть еще одна непрочитанная рукопись — та, что обнаружилась днем на столике. Он ее и прочел.