Алмазная пыльца - страница 39

А потом им стал мешать Женька. Или он, Борис, им мешал?

Как-то вечером они встретились с Женькой у Фрунзенского районо. И тот, и другой пришли проводить Наташу домой.

— Зачем притопал, урод? — грубо начал Виленский.

— Урод?.. Ах, шкура! — Рядно так ухватил Женьку за пиджак, что полетели пуговицы.

— Что вы делаете?! — воскликнула Наташа. Она как раз выбежала из подъезда. Перепуганный Женька стоял ни жив ни мертв.

— Н-ну… Н-ну, гляди, Цапун! Я тебя засажу. Я т-тебя… А ты, а ты!.. Шлюха! — бросил Женька и быстро ушел.

Борис не знал, что делать.

— Я не ожидала от вас такого, — тихо сказала Наташа. Потом долго шли молча. Внезапно она спросила: — Боря, это правда, что вы сидели?

— Правда. Ну и что?

— Ничего. Я просто так. Но больше чтобы такого не было. Поняли?

Да, он понял: а вечером крепко напился.

…Заскрежетал засов. Дверь открылась. В камеру вошел Нетребо.

— Здравствуй, Борис! Не спишь?

— Нет, — вяло и нехотя откликнулся Рядно. Сел на топчан.

— Не вспомнил тонкоголосого да насчет «прилить»?

— И не вспоминал.

— Жаль. Тогда вот что. Скажи, тебе не знаком Мишка-Артист?

Артистом в заключении прозвали Мишку Бокова. Арапистый парень. Огреб восемь лет за разбой. От работы увиливал. За него горбили слабосильные пацаны. В лагере была самодеятельность. Голос у Бокова был отменный. Пел. Вот и прилипла к нему кличка «Артист».

Нетребо цепко глядел в глаза Бориса.

— Ну, как, Боря? Не припоминаешь? Есть сведения, что этот Артист в нашем городе. А вот где живет, где работает, как его истинная фамилия — не знаем.

Мишка-Артист… В заключении они однажды схлестнулись. Корчевали пни. Все работали, а Мишка лежал на травке.

— Слушай, ты! Совесть у тебя есть? — не удержался Рядно.

— Не-е!.. Совесть у дураков вроде тебя.

Психованный Борис подлетел к нему, схватил за грудки, но тот двинул его ногой в живот. Завязалась драка. Артист поранил Борису ухо, а Рядно крепко расквасил ему нос. Их еле разняли.

— Ну, Цапун! Я тебе это припомню. Укокаю, закопаю и прилью!..

…Бориса освободили раньше. А месяцев через семь встретил Мишку в своем городе.

— А у вас тут ничего, — заулыбался Боков и плюнул через край рта. — Решил я сменить дислокацию.

Рядно знал, что Артист жил где-то под Москвой.

— Ну, и где же промышляешь, Цапун?

Бориса словно обожгло. Но сдержался.

— Слесарю и учусь в ДОСААФ.

— Силен! Шоферюгой, значит, будешь? А как насчет?..

— Завязал! — отрезал Рядно.

Артист ухмыльнулся:

— Ну, завязал, так завязал. И ладно. Я тоже завязал. Экспедитором работаю. Будь!

Мишка перешел на другую сторону, сел в машину и уехал.

— Ну, так что, Боря? — напомнил о себе Нетребо.

— Ну, есть такой Мишка-Артист, — неохотно признался Борис. — И голос у него, как ты подсказал, и расчет «прилить»… В заключении под вывеской Бокова ходил. Видел его здесь пару раз. Вроде больно рано на воле появился. Не сбежал ли?.. А где работает, живет?.. Послушай, Виктор Ильич! — горячо заговорил он. — Выпусти, а? Я его, гада, мигом найду.

— Пока нельзя, Боря! Ты вот что лучше скажи. Где видел его?

— Где видел?.. Разок в ресторане. С какими-то дешевками он сидел. А раз… — Тут Рядно что-то смекнул. — Э-э!.. Вспомнил, где он работает. Понимаешь, Виктор Ильич, он мне сболтнул, что экспедитором где-то нанялся. А потом сел в машину и укатил. А машина-то молокозавода. Соображаешь?

— Ясно. Спасибо, Боря! А ты не слышал, чтоб кого-то называли Магом?

Борис подумал и отрицательно покачал головой.

— Садись, Ильич! Что показал Виленский? Зачем ходил к Рядно?

Виктор Ильич сел и подробно доложил.

— Понятно… Значит, на молокозавод повела ниточка.

— Выходит, так. Хорошо бы немедленно связаться с сотрудниками отдела кадров завода. Но сейчас ночь.

— Вот именно, — кивнул Седых. — Двенадцать минут двенадцатого. Но мы знаем кое-кого из руководства. А?..

Нетребо сразу понял, о ком речь. Но встретиться с Шумским…

— А где Сайко?

Сайко появился минут через пять.

— Все нормально, — доложил Иван. — Виленский проехал прямо домой. Он так напуган, что вряд ли нос на улицу покажет.

— Понятно, — вступил в разговор Седых. — Вам, лейтенант, придется выполнить еще одно поручение…

На том конце провода трубку долго не снимали. Было около двенадцати, и Шумский, видимо, спал. Наконец сонный голос произнес: