Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра - страница 21

По моим наблюдениям, Ошо постоянно пребывал в состоянии блаженства. Я ни разу не видела, чтобы он был в плохом настроении. Ничто никогда не выводило его из себя, не нарушало его расслабленности и центрированности. У него не было желаний или амбиций. Он практически ни в чем и ни в ком не нуждался. Из-за этого у меня ни разу не возникло чувство, что меня используют. Он никогда не говорил мне, что и как делать. Самое большее, он мог лишь предложить мне что-то, если я его о чем-то спрашивала. Но тогда я сама решала, принимать его предложение или нет. Иногда я, кстати, не принимала и поступала по-своему, но он никогда меня не критиковал. Он принимал мой путь – на самом деле трудный путь! – но в итоге всегда оказывался прав. Мне становилось все яснее и яснее, что единственной целью его пребывания в этом мире было желание помочь нам расти, становиться осознаннее и исследовать свою индивидуальность.

Как я уже сказала, раньше я думала, что я – это мой ум. Я знала в себе лишь мысли, постоянно крутящиеся в голове. Теперь я начала понимать, что даже мои эмоции – на самом деле не мои, что эмоциональные реакции исходят из обусловленности, из моей личности. У мастера нет эго, у него нет личности. Он реализует свою истинную суть, и в процессе этой реализации эго исчезает. Эго и личность складываются под давлением общества, в котором мы живем, и зависят от людей, которые произвели на нас большое впечатление, когда мы были детьми. Наблюдая за собой, я видела, что часто мои реакции на ситуации исходят из моей «христианской» части, хотя я не воспитывалась в христианском духе. По крайней мере, я не ходила в церковь и не читала Библию. Я сильно удивилась, обнаружив внутри себя часть, придерживающуюся христианских устоев. Наверное, христианством пропитано все европейское пространство, оно буквально витает в воздухе, которым мы дышим. Но что это за религия? Все, что от нее осталось, – это мораль и устаревшие идеи об устройстве мира. И такие люди, как я, впитывают их, сами того не подозревая. Легко заметить, что люди из разных стран ведут себя по-разному. Видя, что мы все – люди, состоящие из плоти и крови, я понимала, что обусловленность не является моей неотъемлемой частью. Медитация помогает мне ее исследовать, а также познавать свою истинную суть, потому что во время медитации я становлюсь неизменным молчаливым присутствием.

Долгое время в своей комнате я практиковала латихан. Это медитативная техника, в которой медитирующий стоит в тишине и «открывается» существованию. Энергия течет через человека и принимает самые разнообразные формы. Это может быть танец, пение, плачь, смех – с вами может случиться все что угодно, но вы осознаете, что не провоцируете это, оно приходит к вам само.

Я поистине наслаждалась тем, что со мной происходило. Я растворялась в пространстве, и это приводило меня в полный восторг. Каждый день я медитировала в одном и том же месте (полагаю, что чувствовала себя, как человек, который ждет вечерней выпивки, потому что каждый раз я предвкушала, что будет со мной сегодня во время латихана, а если я не делала технику, то чувствовала, что чего-то не хватает).

Так продолжалось несколько недель до тех пор, пока я не заболела. У меня не было симптомов какой-то конкретной болезни, но я испытывала слабость и легко могла расплакаться. Я подумала, что, может быть, я позволяла пространству «владеть» собой слишком часто, и это довело меня до болезни. Однажды я плакала, и меня увидела Вивек. Она спросила, что со мной происходит. «Мне кажется, что я заболела из-за того, что слишком часто делаю латихан», – с трудом выговорила я. Она рассказала об этом Ошо, и тот пригласил меня на даршан и попросил, чтобы я захватила с собой свой латихан.

Я пришла на даршан, Ошо кивком головы пригласил меня сесть на колени рядом с его креслом и затем попросил начать делать латихан. Я закрыла глаза, и то чувство, которое обычно посещало меня во время практики, вновь наполнило меня, но сейчас оно было не таким явным. Мне казалось, что кто-то очень-очень высокий стоит сзади меня. Этот кто-то наполнял меня и двигался через меня. Было ощущение, что я тоже становлюсь больше, как будто заполняю собой весь зал. Через несколько минут Ошо позвал меня и сказал, что все в порядке. После этого даршана мое желание практиковать латихан именно в той комнате и позволять кому-то или чему-то мною «владеть» исчезло и никогда больше не возвращалось. А ту комнату впоследствии переделали в зубоврачебный кабинет для Ошо. Только через семь лет в силу определенных обстоятельств я вновь пришла на это место и вновь позволила пространству собой «овладеть».