Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра - страница 29

К тому времени мы с Татхагатом поняли, что не можем дать друг другу того, чего нам так не хватает. Тогда я еще не понимала, что другой человек в принципе не способен мне это дать, ведь мне недоставало самой себя, не хватало знания себя. Ничто другое не могло принести мне истинного удовлетворения. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я от него требовала и тем сильнее ревновала каждый раз, когда он смотрел на других женщин. Я надеялась, что отношения с Татхагатом помогут мне преодолеть ревность, но лишь все больше и больше увязала в собственных противоречиях. В моей голове постоянно проигрывалась одна и та же пластинка, и это доставляло мне огромные мучения.

Я написала Ошо о своих попытках разделаться с ревностью и о том, что чувствовала себя очень несчастной. Ошо ответил: «Ты не сможешь превзойти ревность. Оставь его и живи одна». На этом мой роман закончился, и я снова стала сидеть ночами на крыше, «медитируя». Но, по большому счету, я не могла медитировать. Я ждала сатори. Я будто видела надпись бегущей строкой: «Я бросила мужчину, ну и где обещанная награда? Где блаженство?»

Через неделю Вивек принесла мне от Ошо сообщение: «Я видел твое лицо сегодня на дискурсе. Ты очень расстроена. Возвращайся к своему любимому». И я вернулась, но теперь я была уже более осознанна. К чему же я на самом деле вернулась?

К счастью, у Татхагата закончилась виза, и ему нужно было уехать. Я поехала с ним в Бомбей, где он должен был сесть на самолет. Мне хотелось устроить ему хорошие проводы.

Впервые за долгое время я уехала из ашрама. В Бомбее мы остановились в пятизвездочном отеле под названием «Оберой». Когда в день приезда мы поднимались на лифте, лифтер, увидев наши наряды и малы, повернулся к нам и самым обычным голосом сказал: «Говорят, что сегодня утром кто-то бросил нож в вашего гуру!»

Мы бросились к телефону. Сообщение лифтера оказалось правдой. На Ошо было совершено покушение. Неожиданно и мой возлюбленный, и этот отдых – все показалось мне совершенно напрасным. Что я делаю в Бомбее? Гоняюсь за мечтами?

Во время дискурса какой-то индуистский фанатик бросил в Ошо нож. В то утро в зале было двадцать переодетых полицейских. Поступила информация о готовящемся покушении, и полицейские прибыли, чтобы «защитить» Ошо. По крайней мере, такова была их версия. Но все оказалось наоборот.

В зале было двести свидетелей нападения, включая полицейских. Мужчину, бросившего нож, звали Вилас Тупе. Его тут же арестовали и увели. Но вскоре отпустили, как сказали в полиции, за неимением веских доказательств его вины. Судья решил, что раз Ошо продолжил дискурс, значит, его жизни ничто не угрожало!

То, что Ошо не прервал встречу из-за того, что какой-то сумасшедший бросил в него нож, лишь указывает на его центрированность и безмятежность. Однажды я внимательно наблюдала за ним во время даршана. Один человек, сидящий у его ног, вдруг вскочил и, угрожающе размахивая руками, стал кричать, что послан Иисусом. Ни один мускул не дрогнул на лице Ошо. Он продолжал спокойно сидеть в своем кресле и лишь, слегка улыбнувшись этому безумцу, произнес: «Очень хорошо».

Я помню, как в 1980 году Ошо много говорил о политиках и о том, насколько они коварны и испорчены. Я не очень-то этому верила. Мне с детства внушали, что тот, кто правит целой страной, не может быть плохим. Да, он может ошибаться, но в целом он должен быть хорошим человеком.

Однако мне суждено было убедиться в обратном на собственном опыте. С ноября 1985 года по январь 1990 года я стала живым свидетелем того, как совершенно невинный человек медленно, но верно умирал от отравления, подстроенного правительством Соединенных Штатов. Мне самой надели наручники и кандалы в американской тюрьме за преступление, которого никогда не было.

Ошо, как любой гений, оказался впереди эпохи. Все, что он говорил, воспринимать было трудно. Его слова доходили не сразу, нужно было время, чтобы переварить сказанное им. Его терпение было просто феноменальным. Что должен чувствовать человек, который говорит изо дня в день, а люди его не понимают? Видеть по их лицам, что они просто спят на ходу и способны взять лишь один процент из того, чем он готов с ними поделиться, и продолжать говорить… Ошо говорил целых тридцать лет. Порой он проводил по пять дискурсов в день.