Алтарь - страница 10

— Ты опять повторяешь чужие слова.

— Да.

Долгое, долгое, молчание…

— Анабель, я не знаю, кто ты. Но у тебя есть душа… бессмертная душа. Я это знаю.

— У меня бессмертное тело.

— Тело греховно. Анабель, я никогда бы не поверил, что нечистая… что такое существо, как ты, может обладать душой. Но это так. Потому, что ты ищешь добро, истину, свет.

Он смотрел на неё так странно.

— Помнишь, когда ты пришла в первый раз, ты сказала, что мы нужны друг другу? Теперь я знаю, для чего, Анабель…

…Теперь, лёжа в тишине и полумраке, она вновь и вновь вспоминала этот разговор. Иногда ей казалось, что она засыпает. Добро… истина… свет… Что бы об этом сказала Белинда? Что добро и истина — абстрактные понятия. Но разве он — абстрактное понятие? Он такой живой. Такой настоящий. Как те люди… тогда. Но на этот раз нет лжи. Он знает, кто она. И он сказал, что она нужна ему. Она это знает. Это правда. Нужна. И не как тем людям, не потому, что у неё есть сила. Ему не нужна её сила. Ему нужна она. Она сама. Значит…

Она закружила по комнате. Что-то перекатывалось у неё в груди, как искрящийся хрустальный шарик. Затем она вскочила на окно и встала во весь рост, держась лишь одной рукой за ненадёжные камни. Ночь дышала ей прямо в лицо. Кричали вороны, и в горле горело и ныло. Если вдруг её рука сорвётся, она превратится в птицу — или в летучую мышь — и полетит в это глубокое, уже совсем прозрачное сиреневое небо, в эту бездну, готовую, казалось, поглотить и поля, затканные росами, и горы, и даже их замок…

Шум полёта. Нет, это не вороны.

— Люций! — окликнула она зачем-то. Он замедлил полёт. Его лицо с пронзительными тёмными глазами оказалось вдруг совсем близко. Интересно, если она бросится вниз, из окна и будет лететь, как камень, прямо к земле — он подхватит её или нет?

— Люций, — она не знала, шепчет или кричит, заглушая ветер и заунывные крики ворон. — Люций, что такое любовь?

И вдруг, не дожидаясь ни взгляда, ни ответа, она полетела вперёд против ветра, над тёмной землей, на запад — туда, где осыпались, как яблоневый цвет, бледные серые звёзды и ночь потревоженным чёрным драконом искала укромное место в древних пещерах…

Где они встретились?

В полутёмной зале с глухо шуршащими коврами? Зале, где окна не пропускают ни единого отблеска света, и где запахи склепа нехотя перебиваются ароматом розового масла и жасминовой эссенции? Или в бескрайних ночных лугах, где чёрная трава лоснится, отливая серебром, словно кошачья шерсть? Бесчисленное множество цикад замокло при их появлении, словно даже таким простым, как капля воды, существам, дано ощущать роковую поступь неизбежного. Или там — высоко — среди пыли и паутины созвездий — над дымными тучами, которые летели стремительно, точно падая в пропасть.

Или…

Неважно.

Они встретились — и этого довольно. Их руки едва-едва соприкоснулись.

— Кузен…

— Кузина…

Они смотрели друг на друга, как в зеркало. Каждый искал в чертах другого свои черты; и, находя, испытывал лишь досаду, а, не находя, — разочарование.

Наконец, он откинул волосы со лба и слегка склонил голову набок — одним из своих безупречно заученных томных жестов.

— Счастлив видеть тебя, кузина.

— Увы, — она повела плечами, — не могу сказать то же самое.

— Я убит.

— Люций, как же банально! Ты слишком много имеешь дело с людьми, это явно портит твой вкус. И потом, не стоит шутить таким образом. Учти, если ты снова будешь убит, я не стану участвовать в твоём возрождении.

— Злая прекрасная лгунья. Почему ты так меня не любишь?

— Потому что мы слишком похожи, — сказала она то, что они и так оба знали. — Не слишком приятно видеть в тебе все мои недостатки.

— Как, кузина! — он вскинул руки в безупречно разыгранном ужасе. — Что я слышу?! У тебя есть недостатки?!

— О, конечно же, нет, — ответила она безукоризненно серьёзно. — В том-то и дело, что в твоём исполнении все мои многочисленные и неоспоримые достоинства выглядят как недостатки. Ты — моё кривое зеркало, Люций. Разве можно вынести такое?

— Абсолютно невозможно, — согласился он.

— И что же тебя ко мне привело? — спросила она без всякой связи.