Алтарь эго - страница 6

Может, он погряз в долговых обязательствах? Может, у него была жена? Или даже другое имя? Или, черт возьми, у него был муж? Что может означать СПИД. Может, он спидозный банкрот с плохим характером? До свадьбы оставался еще час, неужели для маленького расследования уже слишком поздно? Может, я еще успею проследить за ним, сфотографировать на месте преступления, подружившись с частным сыщиком? Как я могла даже подумать о браке, не проведя предсвадебного обыска? Дыхание у меня участилось. Косметика сходила слоями. Я поправила грудь в чашечках бюстгальтера, словно белье на мне было раскалено докрасна.

– Все в порядке, любовь моя? – В таком обращении не было ничего личного, так мама называет всех. – Это белье слишком плотно прилегает… Вот так. – Она застегнула лифчик на другой крючок, избавив меня от предастматического состояния. – Так лучше?

Да. Я чувствовала себя, как астронавт на прогулке в открытом пространстве, который понимает, что назад в космический корабль дороги нет.

– Да. Отлично. Просто здорово. – Мое лицо перекосила деланная улыбка.

– Теперь надевай свои коньки, Ребекка. А я пойду развлекать гостей.

Мама всегда путала слова. Рожденный раньше времени младенец у нее помещался не в инкубатор, а в изолятор. А собственная сексуальная жизнь была разбита, потому что мой отец был имманентным, то есть импотентом.

Вздыхая, мама отправилась на кухню, чтобы приступить к обязанностям святой мученицы по имени «мать невесты», а я стерла с лица приклеенную улыбку. Меня накрыло новой волной сомнений… Все ли получится? Неужели он тот самый? Неужели теперь я должна буду гладить его рубашки? Но, черт возьми, корректировала я свое отражение в зеркале, возя кисточкой по баночке румян, мы ведь уже жили вместе, вместе купили микроволновку, вместе справились с венерической инфекцией. Ведь по логике следующим шагом наверняка должен быть брак?

Но боже мой. Я со все большим ожесточением румянила щеки. Должна ли любовь быть логичной? Мама говорила, что брак – это естественное развитие событий. Да, но неужели оно длится сорок-пятьдесят лет? От медового месяца до могилы? Сорок-пятьдесят лет подряд смотреть на застрявшие в зубах чипсы каждый раз, как он засмеется… Вот дерьмо. Тут я поняла, что места для румян на щеках больше не осталось. Потными полупарализованными пальцами я стерла всю косметику, что нанесла за секунду до этого.

Зачем менять отношения, когда они тебя и так устраивают? Почему нам просто не продолжать наслаждаться несемейным счастьем?.. Прекратите эту брачную церемонию! Я хочу выйти из игры!.. И я снова ввязалась в авантюру с перекидыванием ноги через подоконник.

Оседлав подоконник и задыхаясь от пенящихся, как капуччино, ленточек и тюля на платье, я окинула взглядом Ислингтон, который должен был стать свидетелем моего побега. Эта часть Лондона, где прошло мое детство, в архитектурном смысле заканчивается клиникой тропических инфекций и тюрьмой Пентонвиль. Высокие элегантные дома эпохи короля Георга здесь на дружеской ноге с унылыми зданиями из серого кирпича. В одном из них и живут мои родители. Их скромно-убогая муниципальная квартирка находится в доме по адресу Ковентри-Кресент, 2. Именно отсюда я выпорхнула в шестнадцать лет и сюда же вернулась, чтобы совершить этот нелепый акт воссоединения с родителями. Джулиан неустанно повторял, что кровь гуще воды, но ведь и гоголь-моголь тоже.

Подтягиваясь к оконной раме, я готова была уже проверить действие закона Ньютона, как вдруг визг машинных шин на обочине дороги возвестил о приезде Анушки. Ее спортивный «мерседес» влетел, накренившись, на Кресент со смертоубийственной скоростью. Анушка убеждена в том, что предельно допустимая скорость должна быть увеличена раза в четыре в труднопереносимых для визуального восприятия местах. Косово, Словакия, Кройдон[2] и все, что находится севернее Бонд-стрит, нужно проезжать со скоростью света.

– Я чуть не умерла, моя куколка. Думала, уже все пропустила, – выпалила она, выплывая из автомобиля, словно примерная шоппинг-леди, в море шелков, одетая по последней моде лондонской элиты. Единственное, чему научилась Анушка в швейцарском пансионе для благородных девиц, – это выходить из спортивной машины, не сверкая трусиками и не уронив журнала «Кто есть кто», балансирующего у нее на голове.