Алтайский часослов - страница 6

чечевицу нашёл и любуется ей, как луной.

Под ногами Агарти – страна агрономов и гномов,

с городами-высотками, в нитках подземных путей…

Каждый, ныне живущий, в стране этой будет, как дома,

в батискафе сосновом, без окон, увы, и дверей!

А на Белой горе, в зоне льда и щербатого камня

много раз наблюдали, как ангелы прошлых эпох

то озона глотнут, то амриту скатают руками

вроде хлебного мякиша – завтрак, обед ли – не плох!

И глядят день-деньской в голубые земные просторы

помогающим взглядом, единым на все времена…

У тушканчика горе: разрезало надвое нору!

Чернозём осыпается, пахнет горячим мотором…

В развороченной почве детишки лежат и жена.

^{>Хариус в полдень}  

Стоит обнаружиться букашке

над прибрежным кружевом теней –

мнёт тугую воду, как бумажку,

хариус, блеснув среди камней.

А была отмечена свеченьем,

бирюзовой нежностью река,

постигая Вечности значенье,

отражая небо, облака!

Но волна плеснула, как из фляги,

на прибрежный камень, где припёк,

и опять глядит из-под коряги

хариуса пристальный зрачок.

Жук скользит ли, ползает улитка –

тень им, как защитница, нужна.

Шевелит усами повилики,

в небо поднимаясь, Тишина.

Где-то вдалеке пасутся грозы

и уснул усталый ветерок…

Гетры полосатые – стрекозы

новый провоцируют рывок.

^{>За горсть сухой травы коню...} 

* * *

О вздохи-выдохи апреля,

пернатые забавы лип!

И хорошо, что дудку Леля

зимой овраги сберегли.

По состоянью небосвода

и хлебной мякоти бугров

легко узнать, что есть свобода

и океан без берегов.

Весна – как пяльцы для узора,

весна – как пальцы в табаке!

И хариус стремится в гору,

и рысь полощется в реке.

Ещё крепка ночей прохлада,

но из могильников седых,

как призрак будущего сада,

исходит дух – весенний дых.

Тропою едем. Хвост лошадки

пугает не'жить по кустам,

и яркий месяц куропаткой

свой клюв протягивает к нам.

Тебе, Алтай, я песню эту,

в горах ночуя, пропою

за сойки крик, за очерк света,

за горсть сухой травы коню.

^{>И красуется яшма – цементу подруга, сестра...} 

* * *

Высыхающий сахар катунской прозрачной волны

на камнях-малахитах рисует узор Хокусая.

С Теректинских отрогов японские вишни видны –

в розоватых шарах говорлива пчелиная стая.

Кочергой и ухватом идёт в наступление день –

ну-ка, брат, помяни ледяную Белуху!

Словно бредень, струится тончайшая тень,

карасей доставляя весёлому певчему слуху.

Быт, обеты, бетономешалка с утра

шелестит во дворе, как листва во дворце Хокусая,

и красуется яшма – цементу подруга, сестра,

и берёзка воздушна, и в сердце танцует, босая.

^{>Шопен – в ручьях, а в небесах – Бетховен...} 

* * *

Шопен – в ручьях, а в небесах – Бетховен

в союзе с колесницею Ильи

поют с утра, что этот мир свободен

от голубой дорожной колеи.

И соловей на сливе одинокой,

надев для форса лунный капюшон,

поёт о том же – о любви стоокой,

благоухая в звуке, как пион.

И я вослед за ними, друг метели,

сибирский отрок, возлюбивший Русь,

возню со словом-бражником затею

и как Иаков, с Ангелом сражусь.

Но вряд ли победителем предстану

в игре начал в ракитовом саду,

и Ангела к вершинам Алтайстана,

как пленника, с собою приведу.

Не о себе, а о Сибири скажет

имбирно-красный берег в тишине.

Река легко несёт свою поклажу

с тяжёлыми каменьями на дне.

И видит Русь, как сферу золотую,

которую вращает Мономах.

И всюду – жизнь, и радуги токуют –

тетерева у солнца на руках!

^{>Генштаба не будет, и выставят Рейх на продажу…} 

* * *

На кончиках слов загорелись недобрые чувства…

Ну, вот вам и стрелы, а лук поищите в траве,

где века кумир, на коленях ползёт Заратустра

к оленям Сибири, к сермяжной народной молве.

Ему бы на поезде, в мягком вагоне качаться,

как в люльке младенцу, и цокать на дам языком,

когда они вносят в купе справедливых оваций

восторженный плеск, обдающий лицо ветерком.

А цель? А весна? А светящийся шарик удачи?

А мышка, сожравшая в сне кровожадном сову?

Отец его, Фридрих, уже сумасшедший, на даче

себя самоваром представил и льёт на траву.

Не плачь, Заратустра! Зане азиатское лето

знакомит телят с телевиденьем в пору дождей,

да вечером поздним в зеркальных просторах Завета

летает литовка и слышится ржанье коней.

Я сам тебя встречу в траве, под кузнечика скрипку.

Я – хищная птица, я – тень, полюбившая свет!