Альвийский лес - страница 4

Они пересекли двор, прошли через галерею и вошли в одну из выходивших на нее многочисленных дверей. За ней был небольшой зал, украшенный висящими на выбеленных стенах домоткаными коврами, на которых было развешано холодное оружие всяческих видов.

Посередине зала стоял большой и тяжелый стол из черного дуба, на котором прямо без скатерти были расставлены запотевшие кувшины, большие блюда с чем-то вяленым и жареным, миски с крупно и грубо нарезанными овощами и прочей снедью.

Из-за стола, нетерпеливо обогнув его, к Доранту бросился высокий (выше Доранта на полголовы), крепкий молодой человек лет двадцати, обнял его и крепко прижался щекой к щеке:

— Дорант! Наконец-то! Я уж думал, ты нас совсем забыл!

— Ладно, ладно, Харран! Будет тебе, я же часто приезжаю.

— Разве это часто? Раз в год или два? И все по делам? Ты надолго в этот раз?

— Не знаю — я ж по делам, как всегда, — улыбнулся Дорант.

— Я так рад, что ты приехал! Располагайся, устраивайся — хочешь, где всегда? Хальдин, займись! Я скажу сейчас, чтобы готовили обед в большом зале, как раз ты успеешь привести себя в порядок.

Хальдин поклонился и, потянув за собой спутников Доранта, его боевых слуг Сеннера и Калле, ретировался. Дорант успел бросить им строгий взгляд — мол, не напивайтесь без меры.

Харран, обняв Доранта за плечи, повел его вслед.

Они уселись в тяжелые кресла, стоящие у стола. Дорант знал Харрана ещё ребенком. Тогда был жив его отец, господин Фалтан из Кармонского Гронта, самый крупный здешний помещик, крепкий старик лет пятидесяти, человек тяжелый и резкий. Доранту пришлось, однако, с ним серьезно сотрудничать лет двенадцать тому назад, в одном деле, где Дорант надеялся заработать, выручая некоего купца из трудной ситуации. Тогда Доранту это удалось, он вытащил купца, прибегнув по необходимости к помощи Фалтана, который, несмотря на нелегкий характер, оказался человеком мужественным и очень ответственным. Дорант с неделю жил у него в доме вместе со спасенным купцом, пока тот приходил в себя и подлечивался в достаточной мере, чтобы уехать в столицу. Все это время Харран не отходил от Доранта, потому что Дорант был единственным человеком, который разговаривал с пареньком как с равным. Дорант просто не умел иначе: он и с племянником своим, в редкие наезды к кузине, говорил как с равным, хотя племяннику и трех лет не было. Дорант вообще со всеми говорил как с равными, что давало ему любовь одних, раздражение других и иногда довольно большие неприятности.

С тех пор Харран считал Доранта… лучшим другом? Да нет, скорее, своим близким. Парень, однако, вырос; отец его умер года три назад и оставил Харрану немалое имущество. При этом парень как-то так сумел себя поставить, что ни у кого не возникло даже мысли оспаривать его право распоряжаться и приказывать отцовским боевым слугам и арендаторам. Его, естественно, на первых порах попытались надуть, но быстро оказалось, что это себе дороже. Местные власти также приняли Харрана как достойного преемника отца, и теперь уже его звали Харран из Кармонского Гронта. Земли его лежали вокруг почти всего Кармона: от предгорий почти до озера, в основном по правому берегу речки.

Дорант знал, что Харран — один из тех очень немногих людей, на которых он может положиться всегда и во всем.

Знакомый — это тот, с кем можно хорошо посидеть. Приятель — тот, с кем при этом можно особо не следить за словами. Друг — тот, к кому можно прийти и сказать: "я тут убил одного, помоги спрятать труп", - и он поможет, и не станет задавать лишних вопросов. Харран был больше, чем друг.

Они выпили немало вина, которое в этом доме всегда было хорошим, заедая тем, что стояло на столе. Дорант рассказал столичные сплетни, Харран — местные новости. У них почти не было общего круга близких знакомых, так что кости перемывали в основном властям, которые — как все власти во все времена — больше делали глупостей, чем приносили пользы.

Дорант чувствовал себя свежим и отдохнувшим, несмотря на то, что весь отдых состоял в том, что он умылся и переоделся. Холодная вода взбодрила, чистая одежда не липла к телу, да и воздух к вечеру стал, наконец, прохладным; во дворике гулял легкий ветерок, как всегда в такое время дня. Доранту было свободно и приятно; он чувствовал себя дома — в полной безопасности, с человеком, которому мог полностью доверять. Дорант так не доверял почти никому. Исключением были его боевые слуги, с которыми он много раз стоял спина к спине в драке или сражении, его женщина, Харран и ещё два человека.