Алые маки на серых скалах - страница 7
Отец стоял, скрестив на груди руки, и совершенно равнодушно следил за тем, что творилось вокруг. Зато мать, немного, правда, присмиревшая после угрозы, тут же поднимала вещи и старательно водворяла их на место.
Обыскивающие поднялись из комнаты Аси по винтовой лесенке и на чердак. Вот когда девушка мысленно поблагодарила Гамида за его своевременный уход… Полиция проверила даже печную трубу, переворошила золу!
— Учительницы Завьялова и Хачумян у вас работали? — наконец спросил отца полицейский в штатском.
— Да. Они и сейчас работают, — подтвердил отец.
— Работали, — подчеркнул полицейский. — Берите ключи и идемте с нами: мы вынуждены обыскать школу.
— Не пущу! — вскрикнула мать и загородила собой Гаврилу Никитича. — Вы увезете его в тюрьму. Не дам!
— Уймите эту женщину, — сказал человек в штатском отцу, — пока ордера на ваш арест не имеется…
На слове «пока» он сделал явное ударение.
Асю удивило, что полицейский снизошел до объяснений.
Отец по-армянски попросил мать успокоиться, а сам, накинув на плечи пиджак, вышел. Вслед за ним — и жандармы.
Отец не возвращался долго. Ася в это время помогала плачущей матери и сестренке приводить в порядок комнаты.
Но мать не только плакала. Она не стеснялась высказывать вслух свои мысли:
— Изверги! Они, видно, арестовали Клавдию Григорьевну и Александру Богдановну. Слышали, как он сказал: «работали»? Будто жили-были люди и больше их нет… «Работали»! — передразнила полицейского мать. — А спросить бы его, за что их взяли, сам небось не знает. А это чудные, прекрасные люди!
Вскоре пришел отец и мрачно попросил всех лечь в постели. Мать хотела было порасспросить его про обыск в школе, но он предупреждающим жестом остановил ее. Видно, устал и был совсем не в настроении.
Сестры легли, прикрыв свою дверь. До утра было совсем недалеко, но спать не хотелось: на ум приходили разные мысли об устройстве мира, о жизни, о людях… Одно успокаивало Асю: что сегодняшний обыск никакого отношения к Гамиду не имеет.
В понедельник урок литературы в Асином классе не состоялся: отсутствовала их учительница Надежда Николаевна Колесникова.
Арусяк Габриелян, староста класса, пошла в директорскую спросить, чем им заниматься? Там сказали: «Читайте по учебнику литературы очередное произведение. Только сидите тихо, не мешайте занятиям в других классах!»
Но когда Арусяк возвращалась к себе, по пути выяснила, что учителей во многих классах нет. Не оставалось сомнения: с ними стряслось что-то неладное.
«Из школы отца взяли Завьялову и Хачумян. Может, и нашу Надежду Николаевну тоже?» — осенило Асю, и она рассказала об обыске у отца.
— Точно, арестовали и нашу! — уверенно высказалась Амалия. — Таких учителей, кто проповедует свободу, у нас не любят…
Поднялся шум: все заговорили разом, никто никого не слушал.
А через несколько минут широко распахнулись двери, и старшеклассницы вызвали девчат в актовый зал, где в знак протеста собрались все учащиеся гимназии. Над входом висел лист ватмана, на котором крупными буквами было написано: «Верните лучших учителей в гимназию!»
На трибуну по требованию гимназисток поднялись обе директрисы, Тутова и Хаментовская, — представительные дамы с пышными прическами, в форменных учительских кителях.
— Мы ничего не сможем сделать, — разводя руками, оправдывались они. — Учителей-революционеров в казенные гимназии не принимают, а мы устраиваем их у себя. И что же? Они все равно продолжают вести подпольную работу, ставя под угрозу наши частные гимназии…
— Нельзя сажать за правду! — неистовствовали гимназистки.
Ася и ее подруги по классу были разгневаны не меньше других.
Атмосфера настолько накалилась, что директрисы срочно вызвали инспектора, и тот пригрозил закрыть гимназию.
— Ну и закрывайте! Не будем учиться без наших учителей!
Однако как девушки ни кричали, а уступить пришлось.
3
Вечером того же дня семья по обыкновению засиделась после ужина у самовара. Густые сумерки уже опустились за окнами. Мать зажгла двадцатилинейную керосиновую лампу, в комнате стало светло. Ася поднялась: надо было убрать со стола, вымыть посуду…
— Ты бы, па, допил свой чай, а то совсем остынет, — вывела она из задумчивости отца. Тот согласно кивнул, но, прихлебнув разок из стакана, попросил долить кипятка из самовара.