Американская фантастическая проза. Часть 2 - страница 5

Технократические концепции общественного развития, согласно которым человечество в будущем должно существовать под надзором "электронных учителей", знающих-де, что лучше для человека, Шекли подвергает осмеянию. В рассказе "Страж-птица" показано, как с треском проваливается одна из подобных теорий. Иначе, убежден писатель, быть и не может: человеческие проблемы не могут быть доверены "какому-нибудь фунту нержавеющего металла, кристаллов и пласта масс… нельзя механизмами лечить недуги человечества…".

Одна из постоянных социальных мишеней Шекли — расизм. В рассказе "Мусорщик на Порее" выведен образ профессора Карвера, автора доктрины "врожденной неполноценности внеземных существ". К счастью для обитателей далеких миров, теория Карвера так и осталась на уровне изысканий в области сравнительной антропологии и не стала "руководством к действию". Но вот в рассказе "Поединок разумов" Шекли рисует иную картину. Враждебный человеку разум, оказавшийся на Земле, стремится к тотальному порабощению всего живого на планете. "Сообщество Квидака", к вступлению в которое призывает людей пришелец, есть не что иное, как фашистский "новый порядок", основанный на идеях генетического превосходства одной расы над другой (примечательно, что Квидак — существо, похожее на скорпиона, — предпочитает животной пище растительную; выразительный штрих, напоминающий о вегетарианстве Гитлера).

Рост насилия и жестокости, становящихся нормой общественной жизни США, нивелировка личности, подгонка ее под единый стандарт — все эти тенденции социальной действительности Америки нашли отражение в повести Шекли "Цивилизация статуса". Последователен протест Шекли против бесчеловечности общественной системы, позволяющей множиться насилию. Писатель выступает и против любых форм подавления человеческой личности, недаром одна из самых сильных сцен повести — финал, рисующий борьбу героя с самим собой, но прежним, принимавшим жестокость мира как данность. Призыв к спасению человека в мире, из которого изгоняется человечность, — такова позиция Шекли.

К теме "выставки зверств" (если воспользоваться названием романа английского фантаста Джеймса Грэма Балларда об иррациональной жестокости американского общества) Шекли обращается неоднократно. "Седьмая жертва", "Бесконечный вестерн" — это рассказы об игре в смерть. В результате беспощадного, патологоанатомически точного анализа американской действительности насилие и жестокость предстают не как изначально присущие человеческой натуре качества, но как общественные характеристики страны.

Беспощаден Шекли и к героям, которые воплощают отвратительные для него свойства: жестокость, человеконенавистничество, душевную черствость. Любимый же герой писателя — типичный "средний американец", не блещущий никакими, казалось бы, особыми талантами, но мужественно и твердо противостоящий бесчеловечности социума, давлению "машинной цивилизации". Неудачники, недотепы, чем-то напоминающие шукшинских "чудиков", они наделены сердцем и душой (а потому порой и паранормальными способностями, как герой рассказа "Заяц"). Окружающему их бездушному миру странны исповедуемые ими принципы: верность долгу, честность, уважение человеческого достоинства, доброта. И в какие бы галактические выси и туманные тысячелетия ни посылал Шекли своих героев, он убежден: эти-то ценности и есть "на все времена".

При этом Шекли, говоря о вещах серьезных, никогда не бывает выспрен или дидактичен. Умение соединить высокую патетику идеи с юмором, не позволяющим ей "залакироваться", — признак большого мастерства. Кстати сказать, многие сцены в известном фильме "Звездные войны" воспринимаются равнодушно (а то и со скукой) именно потому, что сделаны "на полном серьезе", без спасительной иронии.

В основе многих произведений Шекли — ощущение одиночества и несвободы индивида в западном обществе, неустойчивости, абсурдности его бытия. Именно эти мотивы определяют идейное содержание и композицию романов "Обмен разумов", "Пространство чудес", "Варианты выбора". "Что такое реальность?" — спрашивает герой последнего произведения и получает ответ: "Одна из многих возможностей возможных иллюзий". Стремясь запечатлеть разорванность сознания "маленького человека", воплотить хаос буржуазной действительности в формах самого хаоса, Шекли нередко прибегает к композиционной усложненности, стилистическим экспериментам, вследствие чего повествование распадается на отдельные сцены, связанные друг с другом лишь общностью фарсовой стихии. Однако при кажущейся фрагментарности некоторых книг Шекли они обладают той внутренней цельностью, которая, по словам Л. Н. Толстого, заключается в "ясности и определенности… отношения самого автора к жизни, которая пронизывает все произведение". Это отношение вытекает из гражданской позиции Шекли, в основе которой — неприятие машинной цивилизации, подавляющей и разрушающей личность.