Американские историки - страница 9

Для многих историков «донаучного» периода привнесение в свои книги откровенных выдумок и фантазий не было чем-то криминальным. От повествования требовалась последовательность и «гладкость», фрагментарность имеющихся у историка сведений компенсировалась произвольными вставками, которые, в лучшем случае, должны были не вступать в явное противоречие с тем, что известно «достоверно». В уста героев вкладывались речи, которые они должны были произнести исходя из приписываемой им исторической роли, хотя ни в одном из источников точных сведений об этих речах не сохранилось. Один из первых европейских авторов, написавших что-либо об Америке, автор термина «западное полушарие» испанец П. Мартир (1457—1526), включил в свои труды многие откровенно фантастические сведения о Новом Свете. Впрочем, в этом случае мы имеем дело не столько с авторскими фантазиями, сколько с абсолютно некритическим отношением к источникам. Действовала логика – раз сведений мало, они должны быть собраны в полном объеме и представлены читателю. Автор не просто отказывался заниматься проверкой их достоверности, он фактически отвергал саму возможность такой проверки, это, по-видимому, казалось ему превышающим скромные человеческие силы.

Другой вариант отклонения от принципа достоверности мы находим у известнейшего пуританского историка К. Мазера. Как мы уже отмечали, Мазер писал историю колоний через призму истории церкви, его «Церковную историю Новой Англии» (1702) некоторые исследователи именуют «житиями американских святых». Для Мазера задача достоверного отображения прошлого являлась второстепенной, главным было прославление пуританских церковных деятелей, их подвигов в деле распространения христовой веры среди индейцев и создания новых общин в нетронутых цивилизацией дебрях С. Америки. В данном случае на пути исторической достоверности вставала исходная морально-идеологическая позиция автора, его разделение персонажей прошлого на героев и антигероев.

На определенном этапе развития американской историографии, проблема достоверности стала остро-дискуссионной, целый ряд исторических сочинений был написан только лишь потому, что их авторы увидели много «неправды» в сочинениях предшественников. Такая ситуация возникла, когда написание истории пошло по второму и третьему кругу, когда изначальное представление о «закрытости темы» после ее разработки известным и авторитетным автором было подвергнуто сомнению.

Считается, что многие сочинения историков, которых мы отнесли к «рационалистам», появились в виде реакции на книги английского историка Дж. Олдмиксона (1673—1742), в частности его «Британской империи в Америке» (1708)16. Олдмиксон никогда не пересекал Атлантический океан, и его «высокомерная» интерпретация политической истории колоний возмутила просвещенных американцев, таких как Р. Беверли и У. Байрд.

Однако не следует думать, что с наступлением стадии «рационализма» в историографии стало доминировать «научное» представление о достоверности, и историки стали уделять этому обстоятельству первоочередное внимание. На смену произвольному или диктуемому моралью и религией искажению фактов пришла политическая ангажированность, скрытая или явно осознаваемая авторами. В «донаучный» период «партийная» историография – лоялистская, федералистская, антифедералистская или «джексонианская» – абсолютно доминировала (хотя почти все авторы заявляли о своем стремлении писать историю «непредвзято»). В значительной степени это можно объяснить общепринятой тематикой исторических произведений, которые обычно посвящались исключительно политическим и военным событиям. Характеризуя политику, чрезвычайно сложно удержаться от высказывания симпатий и антипатий, что неизбежно ведет к отклонению от исторической достоверности. Впоследствии, когда историки перешли от военно-политической тематики к изучению общества, экономики и культуры проблема «ангажированности» осталась, просто симпатии к политическим партиям сменились особым отношением к определенным социальным группам, экономическим моделям и субкультурам.