Амортенция [СИ] - страница 11

Вот это — жизнь. Бегущая по венам, переплетаясь с наслаждением и болью, обжигающая, яркая и нужная так отчаянно, что того, кто дарит её, хочется расцеловать и никогда не отпускать.

Анко подняла руку, вцепилась в волосы у него на затылке, потянула к себе. Прежде, чем наклониться, Сасори выдернул из её груди сенбон — Анко задохнулась от боли, пронзившей лёгкое, но её тут же взяло под контроль, уничтожило мягкое свечение медицинской техники.

— Второй оставим, — произнёс Сасори, сумев удержать серьёзность. — Будем считать, что ты поняла моё замечание и пообещала в рабочее время держать себя в руках.

— А если скажу, что… — начала она, но сопротивление утонуло в новом толчке и общем стоне. — Ладно, да…

И тогда Сасори её поцеловал.

Спала Анко недолго, но как младенец. Разбудило её шевеление на соседней подушке, движение простыней, тихое, аккуратное касание босыми ногами пола, шаги в сторону, к шкафу. Напряжение пришло моментально; Анко слегка приподняла ресницы — такого взгляда почти не видно, в то время как она имеет возможность осмотреться, продолжая притворяться спящей.

К определённому её удивлению, Сасори не готовил бодрящую утреннюю атаку, не пытался ввести тем или иным способом какой-нибудь яд, даже не смотрел на неё — преспокойно открыл дверцу шкафа и стал одеваться, словно всё так, как надо, словно и не враг с ним сейчас в одной комнате. Впрочем, он здесь на своей территории; если кому и быть настороже, опасаться, так это Анко.

Тем не менее она продолжала лежать, изображая сон, на деле же рассматривая кукловода, в очередной раз отмечая его манеру двигаться: отточенно-плавно, неспешно, едва не лениво — и затем при необходимости резко, отрывисто. Так скорпион выбрасывает для удара жало; так Сасори поймал комара, тонким писком посмевшего нарушить тишину утра. Испачканные внутренностями раздавленного насекомого пальцы Сасори с равнодушным видом вытер о какую-то тряпку, от которой пахло маслом, и, положив её обратно на пол, вернулся к размеренному и методичному облачению. Он проделывал всё предельно тихо, но явно не из заботы о том, чтобы не потревожить сон Анко; некоторые вещи шиноби делают на автомате, не задумываясь, в частности — стараются не издать ни звука, когда в одном помещении с ними есть кто-то ещё. По сути дела, комарика Сасори замочил зря — резкий обрыв его монотонной высокой песни, так и не возобновившейся, как случилось бы, если бы он просто ненадолго приземлился, давал опытному уху сигнал о постороннем вмешательстве. Но, опять-таки, Сасори на своей территории; здесь он может позволить себе определённые хозяйские вольности.

За ним наблюдать одно удовольствие — не только сейчас, вообще. Следить за его жестами, строя догадки, как он станет двигаться в бою; поражаться изобретательности ума; ловить в круговерти масок отголоски истинных эмоций, пробовать выяснить, о чём он думает, на что реагирует. Непростая игра, но интересная до безумия: узнать о Сасори что-то настоящее, не заготовленно-напускное. К примеру, Анко с большой долей уверенности подозревала, что в каком-то колене у него имеются в предках Узумаки. В пользу этого говорили многие факты: превалирование энергии Ян над Инь, освоение сложных фуиндзюцу, которые Сасори умело использовал при конструировании кукол для придания им большей смертоносности, моложавый вид (объективно, кукловод выглядел едва ли не моложе Анко при том, что был старше лет на восемь), да даже красноватый оттенок волос, отличавший общий пласт Узумаки так же, как чёрный разных сортов отличал Учих. Конечно, это предположение менее полезно, чем если бы Анко сумела понять ход мыслей Сасори; однако, как её учили с академской скамьи, мелочей в работе шиноби не бывает.

Закрыв дверцу шкафа, Сасори отошёл к незашторенному окну, за которым стелилась сереющая предрассветная темнота, и сказал, не повернувшись:

— Скоро рассвет, — значит, знает, что она не спит.

— И что? — зевнула Анко, переворачиваясь на спину, даже не думая подтягивать выше простыню, заканчивавшуюся где-то в районе пупка. Она потянулась, выгибая спину, подсознательно радуясь, что до того, как уснуть в блаженной истоме, Сасори нашёл в себе силы убрать с её тела все следы, оставленные ночью. Всё же они были профессионалами и не хотели позорно спалиться.