Ампутация души - страница 34
– Свои мясокомбинаты пора иметь. Вон у соседей и заводы по производству минеральной воды, и хлебные лавки, даже свой автосервис есть.
– Так уж сколько твержу: с Аббатом надо плотнее работать.
– Я же просил не упоминать при мне этого имени! Слишком много он себе позволяет. Думает, что все кругом прибрал.
Архиепископ перечитал еще несколько бумаг и, отложив их в сторону, вздохнул:
– Эх, хорошо нашим в Москве. Там вообще деньги делают на табаке да на алмазах. А у нас все мелочь какая-то. Ладно хоть налоги не дерут.
– Ну вообще-то грех жаловаться. Дела идут, – тут же нашелся Григорий. – Вот оклады начали делать, скоро образа писать начнем.
– Никто и не жалуется. Церковь – единственный бизнес, который в плохие времена переживает пик конъюнктуры. Наш человек сказал, хотя я бы его за это… Так, а это что?! Это вот что?! – махал архиепископ перед носом Григория какой-то ведомостью. – Открыть торговлю вином – это была твоя идея. «Церковь давно используют как товарный знак все, кому не лень, в то время как всю прибыль должны получать мы» – кто твердил мне это каждый день? Слушай тебя больше… Ты хоть знаешь, во сколько нам обошлось ввести запрет на использование церковной символики на алкогольной продукции? А сколько сил лично мне стоило уломать Старика разрешить торговлю вином при храмах? Но что-то ощутимой прибыли я не вижу. Почему? Мы ведь и от налогов освобождены, и не проверяет нас никто.
– Видите ли, Владыко, во всем виноват, так сказать, человеческий фактор, – оправдывался отец Григорий. – Настоятели нескольких храмов напрочь отказались устраивать у себя под боком винные лавочки, мол, богопротивное это дело. И мы никак не можем их заставить – это их полное право.
– Их право, их право, – ворчал архиепископ. – А по какому такому праву подобные настоятели отказывают уважаемым и состоятельным людям в освящении вновь открытых заведений?! Они ж так лишают дохода всю епархию.
– Да, но в основном все эти заведения весьма сомнительного характера, – вновь перечил отец Григорий.
– Раз их открытие происходит легально, значит, в этом нет ничего богопротивного. Ох уж эта мне щепетильность рядовых попиков! Что они о себе возомнили?!
– Я думаю, не стоит особо беспокоиться. Таковых не столь много и становится все меньше и меньше. Лешка Савельев, ваш протеже, кстати, отказался от прихода, пошел в отшельники. А Васька-то, из Вознесенской церкви, тот и вовсе повесился. Грех-то какой…
– Ох уж это мне Васька, – морщился архиепископ. – Нечего было доносы клепать: содомский грех, содомский грех! Сам алкаш был, держали только за ради Христа.
– Однако ж прихожане его любили, да Никодим…
– Ладно, хватит об этом! – грозно произнес архиепископ, откладывая бумаги в сторону. – А вот Никодима жалко, – на лице архиепископа изобразилось нечто вроде сострадания. – Последний из могикан был. И надо же – смерть какая.
– Да, но как честил-то он вас бывало…
– Цыц! Ему можно было. Почти святой…
– Кстати, и мученическую смерть принял…
– Ты к чему клонишь?
– Нам нужны святые. Хотя бы и местного значения для, так сказать…
– Знаю, знаю, – перебил Григория архиепископ, – А что, это мысль. Надо будет похлопотать в комиссии по канонизации. Новомученик и исповедник Никодим – звучит.
– Звучит, – согласился Григорий. – Хороший святой – мертвый святой.
– Ну, ну! – гикнул архиепископ на Григория. – Не кощунствуй!
– А я уж было принял к сведению насчет Никодимова новомученичества.
– Что?
– Так… ничего, – замялся Григорий, – теперь уж неважно.
– Кстати, насчет кощунства. Что там за бред несут по телевизору? Иконы, дескать, в храмах плачут. Признавайся – твоих рук дело?
– Что вы, Владыко, – встрепенулся Григорий.
– Знаю, знаю. Выслужиться решил. Сейчас опять запоешь мне свою вечную песню: это рекламная кампания для привлечения средств.
– И укрепления веры, – добавил Григорий.
– Во, во – укрепления веры. Ты хоть узнал, прежде чем мироточение устраивать, от чего иконы плачут? Хоть бы почитал историю-то. Плачут иконы от богопротивных дел, да еще во времена Апокалипсиса. Думать надо. Хоть бы у меня спросил.
– Но Владыко…