Ампутация души - страница 4

– Минет хочешь? Десятка, – послышался из соседней кабинки голос, совсем еще детский.

– Чего? – машинально переспросил Деснин.

– Баксов, не рублей же, – рассудительно отвечал голос.

Когда Деснин заглянул в кабинку, взору его предстала девчонка лет двенадцати, присевшая на край унитаза с тетрисом в руках. Ее вульгарно нарисованное личико с огромными красными губами, подведенными бровями и ядовито-розовыми тенями на веках совсем не вязалось с недоразвитым женским тельцем. Взглянув на Деснина, малолетняя проститутка засунула палец в рот и лукаво подмигнула. Этого Деснин не выдержал. Он ухватил девчонку за руки и потащил из туалета.

– Ну ты, клешни убери! Не лапай – не купил! – верещала та и упиралась. – Я щас Ромика позову!

– Какой Ромик? Ты чего здесь делаешь? Где твоя мамка и вообще…

– Че сразу мамка? У нас не мамка, у нас папка. Вон он, – указывала девчонка на бритого парня с фиксой, который тусовался возле перрона.

– А он куда смотрит?

– А он за всем вокзалом смотрит. У него таких как я еще с десяток. А еще щипачи, кидалы и менты. Так что шел бы ты, дядя, лесом, а то щас позову, все сбегутся.

«Зови!» – уже было готово слететь с языка, но Деснин сдержал порыв. «Я смирился, смирился, смирился!» – прошипел он сквозь зубы и впечатал кулаком в стену, словно поставил точку. Малолетняя проститутка посмотрела на него как на сумасшедшего и выскочила из туалета.

В задумчивости Деснин не заметил, как вышел за пределы вокзала и вновь влился в толпу. Шум, гул. Бурная людская река подхватила его и понесла в своем потоке. И вроде бы люди были повсюду, но он их не чувствовал, не ощущал. Пустыня равнодушия. Хмурые, угрюмые лица без улыбок. Нет, новая Москва положительно не нравилась Деснину. Он чувствовал себя здесь чужим. Но до поезда по-прежнему оставалось более двух часов, и их надо было как-то убить.

В конце концов, Деснин решил съездить на Красную площадь, в надежде, что хоть там все осталось по-прежнему.

На автобусе по старой привычке он проехал зайцем. Лишь сойдя на нужной остановке, заметил, что пассажиры выкидывают кто в урну, а кто просто на землю какие-то необычные, яркие проездные талончики. Он специально остановился, чтобы рассмотреть один из них. На талончике, втоптанном чьей-то ногой в грязь, было изображение храма. Прямо на крестах и куполах компостер оставил рваные раны.

– Вон он, храм-то, – послышался рядом голос прохожего, – ишь, какой отгрохали.

– Да такой и был, – возражал другой, – По старым чертежам делали.

– Да, а сколько денег втюхали. Лучше бы вон, нищету поубирали.

Деснин оторвал взгляд от талончика и посмотрел в ту сторону, куда смотрели эти двое. Громада нового храма ракетой вонзалась в небо и там, в вышине, сверкали на солнце золотом купола и кресты. Казалось бы, все в этом архитектурном сооружении было устремлено ввысь, но одно поразило Деснина: храм построили не на возвышенности, как это полагается, а напротив – в какой-то низине, от чего создавалось впечатление, будто храм вздымается к небу прямо из-под земли. К тому же купола закрывали солнце, и вся восточная часть храма была погружена во мрак. Спустившись по лестнице, которую он обнаружил неподалеку от остановки, Деснин решил поближе рассмотреть храм. Было время вечерни, и к церкви подтягивался народ. К моменту открытия собралась порядочная толпа. Деснин смотрел на пришедших и дивился – сколько людей вновь обрело веру после десятков лет запрета на нее. Кроме дремучих бабок были здесь и весьма цивильные с виду люди, даже молодежь и дети. Правда, вскоре благостность обстановки несколько разрушил следующий разговор.

– Во фигня, говорят, с бутербродами не пускают. А я шаурму купил, – пихал мужик в дурацкой шляпе и нелепых шлепанцах на босу ногу замасленный сверток спутнице. – Светлан, подержи маленько. Я щас – загляну и обратно.

Светлана не слышала. Она увлеченно жевала Орбит и тараторила по мобильнику:

– Че? Не, Оксан, по магазинам еще не прошвырнулись. Тут все в какой-то новый храм рванули. Че? Да не, не молиться, че я дура что ли? Ну так, заценить. А то всю жизнь токо на рынок и обратно. А баулы Пашка на вокзале сторожит. Че, какая галантерея? Третьяковская? Не, туда не пойдем, я этот хоккей не люблю.