Анатомия «Атланта». В постели с Айн Рэнд - страница 17

Лютая Сестра встречается в Вашингтоне с бывшим банкиром, тем самым растяпой, крах чьего «национального» банка угробил завод и его окрестности. Ему очень интересно говорить о себе, он токует как тетерев, весь из себя такой жертвенный, и не винит себя ни в чем: как же, он ведь сам потерял все состояние при том банкротстве. Он ведь раздавал деньги направо и налево, по первой просьбе, не отказывая никому ни в чем, он с умилением вспоминает женщин, целовавших ему руки: жертвенный ведь, ясное дело, что разорился с такой любовью к людям, но давайте вернемся к вашему ж/д концерну, Вы ведь, несомненно, пришли, чтобы…. Знал ли он кого-нибудь из работавших там людей? Конечно, знал – его ведь всегда интересовали именно люди, а не какие-то машины, но давайте вернемся к вашему ж/д концерну, Вы ведь, несомненно, пришли, чтобы… Знал ли он кого-нибудь из инженеров завода? Вот еще! Паразиты-ученые его никогда не интересовали, он всегда интересовался только настоящими рабочими, солью земли с мозолистыми руками, но давайте вернемся к вашему ж/д концерну, Вы ведь, несомненно, пришли, чтобы… Может ли он тогда назвать имена хоть кого-то из рабочих? Нет, конечно, не может, их были тысячи, как можно их знать, но давайте вернемся к вашему ж/д концерну, Вы ведь, несомненно, пришли, чтобы… Да, там, на заводе, и вправду была отличная лаборатория, но его такие мелочи не интересовали, его заботили только братство людей и вопросы социального прогресса. Лютую Сестру душит злоба, когда она вспоминает нищету того разоренного места и человека, тянущего плуг руками, а тот все токует про проклятых богачей, которые вцепились в свои деньги и имели наглость ему не помочь, что закончилось крахом. В итоге из этого бывшего банкира, старательно изображающего «социалиста» и «человеколюба», чтобы внушить читателю неприязнь к социалистическим идеям и альтруизму, удается вытянуть только одно имя – владельца той компании, которой он давал деньги на покупку завода.

Лютая Сестра находит этого бывшего промежуточного владельца завода. Тот, разумеется, полный лузер, живущий в грязи, не умеющий даже бульон сварить и помыть за собой посуду. Занят великим общественно-полезным делом – пишет мемуары про свое великое прошлое. В общем, читатель испытывает негодование, видя такого слизняка. Слизняк начинает жаловаться, что жизнь не дала ему шанса, все его предприятия накрывались медным тазом, и самым лучшим его шансом был тот прекрасный двигателестроительный завод. Но по вине проклятых богачей этот шанс не сработал, то есть жизнь не дала ему шанса. Вот первому владельцу завода жизнь дала шанс: он начинал простым механиком из гаража, а стал миллионером; да-да, у мадам опять появляется селфмейд инженер-миллионер, мы уже начинаем привыкать. А вот ему шанса не было дано, его возмутительно кинул банкир по имени Мидас – не дал, гад, денег на покупку завода, ибо, изучив историю его лопнувших дел, не доверил бы ему и тележку зеленщика.

Тут следует е экспозиция: Лютая Сестра вспоминает этого великого банкира. Ах, какой был великий человек! Все, до чего он дотрагивался, превращалось в золото, потому что знал, к чему притрагиваться. Его прозвали Мидасом, и он официально сменил свое имя на Мидас. Сам он, разумеется, был высокий и стройный, финансовый гений, и исчез лет десять назад самым загадочным образом: однажды ушел из банка со счастливым лицом, купил букетик и больше его никто не видел. Все счета оказались закрыты до сантика, шито-крыто, никаких оснований хоть в чем-то упрекнуть, но колоссальное состояние его исчезло без следа вместе с ним.

А слизняк на фоне ее позитивных воспоминаний все стонет: какой этот Мидас был мерзавец, и я – единственный человек в истории, сумевший его победить. Я нашел на него управу, благодаря новым законам обязал через суд дать деньги, но он, мерзавец, взял и исчез. Но нашелся другой банкир, очень добрый человек, дал денег. Они с дружками взялись за дело и тупо стали производить ту самую модель двигателя, на которой прежний хозяин делал самые деньги. Но какой-то выскочка из Колорадо (он называет имя того самого деляги, который сейчас делает дизели для концерна Лютой Сестры) имел наглость выпустить новый двигатель того же класса, только вдвое дешевле. Вот у прежнего владельца такого смертельно опасного конкурента не было, ему повезло. Лаборатория? Да, была лаборатория, но тратить деньги на какие-то там исследования мы не имели возможности, нам было не до этого, мы боролись за модернизацию этого социально устаревшего завода: покрасили в яркие цвета, кафетерий и комнату отдыха пристроили, нормальную душевую кабинку пристроили к кабинету директора… А еще этот тупой слизняк несет псевдомарксистскую тарабарщину про то, что производительные силы, дескать, формируют разум людей (эвона как!). Вот они, дескать, и ждали, пока производительные силы в виде заполученного ими завода разовьют им разум, но жизнь не дала им этого времени. Все кругом виноваты, все их подвели, и даже ж/д концерн закрыл ветку. Читателя просто трясет от возмущения, что такой тупой слизняк мог заполучить власть над огромным заводом. А псевдомарксистская тарабарщина, которую этот слизняк несет, является очередной прививкой для неискушенного читателя от коммунистических идей: он ведь, читатель, своими глазами видел, какие тупые слизняки эти ваши марксисты. В общем, опять обычное пропагандистское чучело. Помнит ли этот слизняк кого-нибудь из инженеров, работавших в той лаборатории? Нет, конечно – делать ему было нечего, как общаться со всякими инженерами. Слышал ли он про разработку нового типа двигателя? Нет, конечно – топ-менеджер его уровня не должен заниматься такой ерундой, он в это время обивал пороги в Нью-Йорке и Чикаго в поисках денег для завода. Сохранились ли заводские отчеты? Конечно, сохранились! И слизняк приносит уже предвкушающей удачу Лютой Сестре папку… с газетными вырезками своих интервью. «Видите, я был фигурой национального масштаба, моя жизнь может послужить основой для бестселлера, только вот средства производства пока подкачали», – он показывает на дряхлую пишущую машинку. Все, что удается у него узнать, – это адрес детей первого владельца завода, с которых и начался развал.