Андриеш - страница 11
А Вулкановы рабы,
Сноровисты и неробки,
Их швыряют прямо в топки.
Оробел на миг пастух,
Как вдохнул угарный дух,
Но не дрогнул пред Вулканом,
Сердце в кулаке зажал —
За советом побежал
Прямо к братьям-молдаванам.
Молвил: «Братцы, что за чудо?
Мы людей должны спасти!»
«Хлопец дорогой, отсюда
Даже черту нет пути».
«Нет, не так, усач любезный!
Камешек при мне полезный,
Драгоценнейший янтарь,
Помогавший людям встарь,
Он со мной — и чист, и цел он,
Мастером великим сделан!»
«Эх, назойливый храбрец!
Ты безумец или лжец?
Кэпкэун — его хозяин,
Камень в мозг его запаян.
Кто бы мог его достать?
Знаешь Кэпкэунью стать?
Видишь, прямо в небосвод
Наш владыка мечет глыбы,—
А имей мы камень тот,
Мы вполне спастись могли бы…»
Не закончил речь старик:
Дрогнул воздух — в тот же миг
Раскололся свод небесный,
И полился дождь отвесный,
Раскололась полумгла —
Камни, сера и смола
Вперемешку с черным градом
Повалили водопадом.
Каждый камень — словно дом,
Гро-грохочет гро-гро-гром!
Хлещет с неба ливень серный,
Невозможный, непомерный,
И летит вулканий хохот:
Гро-мыхает гро-зный гро-хот!
И, как черная отрава,
Хлюпает вулканья лава.
Бьются горы в лихорадке,
Словно в яростном припадке,
Осыпаясь друг на друга,—
Погибает вся округа.
А внизу, в провале темном,
Желчь кипит в котле огромном,
И смола в котлах клокочет,
Всех, кто хочет, кто не хочет,
Обдавая духом смрадным,
Ядовитым, безотрадным, —
Старики кругом рыдают,
Малым детям — невдомек…
Черти же людей кидают
Прямо в черный кипяток.
В страхе смотрит Андриеш:
Где же ключ к спасенью, где ж?
Слышит он издалека
Слабый голос старика:
«Ну, а где же твой янтарь?
Если можешь, так ударь!»
«Да! Спастись все вместе сможем:
Я сломлю пещерный свод!»
«Нет уж, парень, наперед
Мы злодея уничтожим!
Наше сердце позабавь,
Камни в пасть ему направь!
Начинай, дружок, потешь!»
Чудным камнем Андриеш
Стал касаться всех подряд
Скал, — и, по его желанью,
Горы тяжкие назад
Стали прыгать в пасть Вулканью!
В первый раз за столько лет
Вдруг нашлось у них согласье:
И камнями в одночасье
Подавился людоед!
* * *
Сгинул сумрак грязно-серый
В царстве черного царя,
Разломился свод пещеры
Пред сверканьем янтаря,
Раскололся купол тьмы,
Отворилась дверь тюрьмы,
Так подземному народу
Возвратил пастух свободу!
А в саду, подобно чуду,
Ветви распрямив сперва,
Распускается повсюду
Обновленная листва.
И качаются едва
Хрустали да янтари,
И, дыша, растет трава
В блеске утренней зари.
И с высокого холма
Дона, юная, живая,
Снова дойну распевая,
К пастушку спешит сама.
На щеках — румянец свежий,
На кудрях — цветы все те же,
Ясен взор, как небосклон,
Губы алы, как пион.
А слова журчат, звеня,
В розовом дыханье дня,
Как прохладная струя
Серебристого ручья:
— Андриеш! Ты спас меня!..
Нелегка тропа твоя
И задача нелегка,—
Цель трудна и далека.
Но ступай, дружок, вперед!
Не робей! Твоя возьмет!
С добрым сердцем, с духом смелым
Ты дойдешь к любым пределам,
Только верь в свою звезду!
Вот цветочек ярко-красный,
С ним пускайся в путь опасный!
Если попадешь в беду,
По ветру его пусти ты,
И не медля я приду
Для подмоги и защиты!
Глава вторая
Плодородьем дышит лето,
Солнцем вся земля согрета,
В шелк и бархат степь одета,
Яблоки в садах горят.
Дремлют зреющие нивы,
Грузно тяжелеют сливы,
На припеке спит ленивый
Смуглощекий виноград.
Ношей семечек увешан,
Стал подсолнух безутешен,
Дремлют заросли орешин;
Гроздья тяжкие даря,—
Плодородье умножая,
Бродит лето, наряжая
Мир для сбора урожая
Золотого сентября.
Лето, как велит обычай,
Ходит в лучшем из обличий,
И несется гомон птичий
По садам весь день с утра.
Летний воздух слаще, чище,
Мчит скворец в свое жилище:
Нынче много птичьей пищи —
Всюду кружит мошкара.
Средь ботвы круглятся дыни,
Тени даже нет в помине!
Так печет, что солнце ныне
В речку радо бы нырнуть!..
Но закончен краткий отдых!
Освежась в озерных водах,
Андриеш к Сухой Долине,
К Валя-Сакэ держит путь.
Там, как ветхое корыто,
Почва трещинами взрыта
И морщинами покрыта,
Ни травинки нет нигде!
Лишь березки возле яра,
Дочки старого Стежара,
Осыпаются от жара
И мечтают о воде.
Ветер-Дым березки душит
И дыханьем ветви сушит,
Молодые листья глушит,
Днем и ночью жжет огнем.
И напрасно все упорней
Мертвый прах взрыхляют корни,
Он, чем глубже, тем тлетворней,