Ангел-хранитель - страница 2
- Что же это выходит? - спросила Степанида. - Перепутала эта девица нас со своими свекром и свекровью. Но у нас в селе нет Заречных Кондрата и Докии.
Ребенок заплакал, и Степанида, схватив чашку с молоком и пипетку, побежала в спальню. Старик стал в сторонке и смотрел, как его старуха капает в крошечный детский ротик молочко из пипеточки.
- Оставим эту девочку себе, - неожиданно проговорил он.
Степанида, не отрывая глаз от ребенка, сказала:
- А она уже и так наша. Только людям как-то это объяснить надо будет. Ты вот что, Устин, пока погода хорошая, быстро езжай в город. Я тебе сейчас напишу, что купить надо для Сашеньки, - Степанида испугано посмотрела на старика: - Ой, я не хотела, само вырвалось.
- Раз назвала, значит, так и будет. Пиши список.
Пока жена писала список, Устин собирался в дорогу. Давно он не ездил в город - не за чем было, а вот сейчас появилась необходимость. Опять в их доме зазвучит имя, которое они оба тридцать пять лет вслух не произносили. Устин ехал в автобусе в город и повторял про себя: "Саша, Сашенька, Сашок. Нет, Сашок - это же мальчик". Так он звал сынишку, а Стеша свою доченьку звала Сашенька.
Как давно это было, а до сих пор очень больно вспоминать. Он был в поле, на уборке свеклы, когда прискакал посыльный из сельсовета и сказал немедля ехать на центральную усадьбу. Устин приехал и увидел, что во дворе стоит стайка женщин. Вышла председатель колхоза. Такой Устин никогда Катерину Григорьевну не видел: глаза запали и смотрели как бы из глубины, а в них такая боль, что и не сказать.
- Устин, - сказала Катерина Григорьевна, - садись за руль, я рядом с тобой сяду, а вы, женщины, в кузов.
- Да что же случилось, Катерина Григорьевна? - загомонили женщины.
- Случилось, - у председателя дернулся рот, а глаза заплакали без слез. - У всех нас большое горе случилось. Только держите себя в руках, женщины. Нам еще многое пережить предстоит. Школьный автобус застрял на перегоне, и в него врезался состав.
Бабы закричали на разные голоса, а Катерина Григорьевна смотрела в глаза Устина. Он стоял, держась за дверцу машины. Ноги сразу сделались ватными, а в груди и животе стало очень холодно.
- Как же это? - прокричал Устин, но ему только казалось, что кричит, а на самом деле говорил он шепотом, и за бабьим криком его не было слышно: - Там же Александра моя и Сашок.
Катерина Григорьевна смотрела ему в глаза, было видно, что ей очень плохо: за рулем автобуса был ее сын, а в автобусе - внучка-первоклассница.
- Устин, держись, - сказала она. - Держись, не раскисай. Мы же не можем лечь вместо них. Садитесь в кузов! - крикнула она женщинам, а сама села в кабину.
Устин вел машину по инерции, он механически крутил руль, переключал передачи, нажимал педали. Его жена Шура работала в районной школе учителем математики, а сынок Саша перешел во второй класс.
- Я Степаниде ничего не сказала, - говорила как бы себе Катерина Григорьевна, - она на шестом месяце. Но ведь не скроешь же. Что делать, ума не приложу.
На перегоне стояли машины милиции и скорой помощи. Невдалеке громоздилась груда искореженного железа, утром это был школьный автобус. На земле лежали тридцать два тела, накрытые белыми простынями: трое взрослых, двадцать девять детей. На простынях проступили кровавые пятна. Женщины на ходу начали выпрыгивать из машины. Они бежали, спотыкаясь и падая, к страшной белой череде. Милиционеры попытались задержать их, но обезумевшие матери смели кордон из пяти человек и бросились искать своих детей. Почти у всех было по двое, а то и по трое школьников. Катерина Григорьевна подошла к телу сына, опустилась на колени, не открывая простыни, погладила его по волосам:
- Прости меня, Саша, плохо мы с тобой сегодня утром расстались.
Устин стоял возле машины и не шел к телам под белыми простынями. Он видел ноги в туфлях жены, но не мог подойти и отбросить простыню, как это сделали женщины, которых он привез. Они стояли на коленях над окровавленными телами детей и страшно кричали.