Ангел на твоём подоконнике

Она рисовала пальцем узоры на стекле, бездумно повторяя морозный рисунок, расписавший окно. А Габриэль, со скепсисом наблюдая за её бессмысленными движениями, отрешённо размышлял, что люди всё же странные и непостижимые для его сознания существа. Они в основном тратят свою жизнь на совершеннейшую ерунду — пустое и бесполезное созерцание улицы за окном, иррациональную ругань друг с другом, ненужную суету. Или как эта, что изо дня в день глупо ждёт момента, когда по парку напротив пройдёт крепкий светловолосый парень, не просто не подозревающий о её существовании, но даже не замечающий её попыток попасться ему на глаза.

Он не запомнил бы её лица, даже попади она ему под ноги на своей громоздкой коляске. Возможно, извинился бы и как ни в чём не бывало пошагал дальше, не заметив ни лихорадочного блеска в её глазах, ни нервно сжимающихся и разжимающихся пальцев. Потому что для него она была пустым местом — таким же, как десятки деревьев, растущих в парке, или дорожка, по которой он каждый день совершал свой путь из дома в университет и обратно.

Милосердный бог, да этот самовлюблённый нарцисс не обращал на неё внимания даже тогда, когда она была здорова и, подкарауливая его за углом, семенила за ним следом, словно бездомная собачонка, наивными, широко распахнутыми глазами восхищённо следя за каждым его жестом! А теперь — и подавно!

Глупые люди почему-то чаще всего делают неправильный выбор, влюбляясь в кого-то, совершенно не подходящего им ни по духу, ни по характеру, ни по образу мыслей, а потом начинают страдать от одиночества, безответности или непонимания.

Ещё один парадокс. Но… не будь его, ангелы-хранители остались бы без работы.

Хотя какая это работа — наблюдать за совершенно заурядной и до скукоты правильной девчонкой, от которой проблем-то не больше, чем от окна, на котором она сейчас так самозабвенно вырисовывала пальчиком вензеля.

Попотеть Габриэлю пришлось лишь раз, спасая её из страшной аварии, что забрала жизнь у её родителей, а саму приковала к инвалидному креслу. Но в том не было её вины — только пьяного водителя внедорожника, выскочившего на встречку и отделавшегося переломом руки и нескольких рёбер. В дорогих машинах ведь и безопасность соответствующая, а вот в старенькой девятке, которую покойный отец девчонки ласково называл «Дуней», шансов не было никаких ни у кого.

Зато шанс появился у мелкой сероглазой дурочки с забавным в прямом смысле этого слова именем Забава, когда верховному архангелу в наказание за провал с предыдущим подопечным взбрело в голову наградить Габриэля этим «счастьем» и сказать, что она его последний человеческий шанс. И если ангел не справится — его понизят и переведут охранять кошек и собак.

Кошек Габриэль боялся ещё больше, чем угроз Верховного.

Лохматые своенравные существа, вечно линяющие, мстительно гадящие хозяевам в тапки, истошно орущие под окнами по весне и совершенно не отличающие красного сигнала светофора от зелёного, были потенциальными самоубийцами. С такими ни сна, ни покоя, не говоря уже о «поговорить».

То ли дело пьяницы! Благодатный материал! С такими в момент их душевного расстройства можно и пофилософствовать, и пообщаться на любую тему. А поутру они если и вспомнят беседу с ангелом, то спишут её либо на некачественный самогон, либо на перебор с его количеством.

На самогоне Габриэль и погорел.

У бойкой грудастой бабы из 151 микрорайона, которую местный «бомонд» алкашей ласково величал «Свет Ильинишной», продукт двойной перегонки был чистым, как слеза, и крепким, аки яйца у железного человека. Так, по крайней мере, утверждал Нил Семёнович — меценат и философ, а по совместительству грузчик в продуктовом магазине на углу Первомайской и Гагарина, за которым Габриэль успешно присматривал почитай как десять человеческих лет. С тех самых пор, как померла его супруга — незабвенная Марья Филипповна и кандидат философских наук стал топить тоску и одиночество поначалу в бокале вина, потом в стакане водки. Ну а когда казёнка после увольнения с работы по причине пьянства стала дорогим удовольствием, Семёныч перешёл на национальный натурпродукт, выпивая его не удовольствия ради, а исключительно с целью «самопознания и достижения дзэна».