Англо-Бурская война, 1899–1902 - страница 35

Пока войска у Гленко яростно сражались с армией Лукаса Мейера, а затем в сложнейших условиях уходили от многочисленных опасностей, их товарищи в Ледисмите всеми силами помогали, отвлекая на себя внимание врага и поддерживая открытым путь отступления.

20 октября (в тот же день, когда происходило сражение у Талана-Хилла) буры перерезали дорогу примерно на середине пути между Данди и Ледисмитом. Небольшой отряд кавалеристов шел впереди довольно крупного отряда из граждан Свободного Государства, трансваальцев и немцев под командованием генерала Коха, вторгшихся в Наталь через Ботас-Пасс. С ними было два захваченных у участников рейда Джеймсона «максимов-норденфельдов»,[35] которым судьба судила снова вернуться в руки британцев. Орудиями командовал немецкий артиллерист полковник Шиль.

Вечером того дня генерал Френч произвел рекогносцировку с мощным разведывательным отрядом, в который входили натальские карабинеры, 5-й уланский полк и 21-я батарея. На следующее утро (21 октября) Френч вернулся. Однако либо противник получил подкрепление, либо генерал накануне неверно оценил его силы, но отряды, которые генерал повел с собой, были малы для сколько-нибудь серьезной атаки. Френч располагал одной батареей натальской артиллерии с маленькими семифунтовыми «пугачами», пятью эскадронами Имперской кавалерии, а в поезде, который медленно сопровождал наступление, находилось полбатальона Манчестерского полка. Небольшое войско ранним утром выступило из Ледисмита, окрыленное известиями с Талана-Хилла и желающее подражать братьям из Данди.

По крайней мере отдельные бойцы вдохновлялись чувствами, которые редко находят себе место в сердце идущего в наступление британского солдата. Чувство долга, вера в справедливость дела, любовь к своей воинской части и Родине – вот обычные стимулы солдата. А у бойцов Имперского полка легкой кавалерии, поскольку они набирались из британских эмигрантов Ранда, к этим эмоциям добавлялись мучительное чувство несправедливости и жгучая ненависть к людям, чье правление тяжким бременем лежало на их плечах. Среди рядовых этого замечательного соединения было много состоятельных людей и специалистов, которых вынудили оставить собственное мирное дело в Йоханнесбурге. Теперь они стремились отвоевать его обратно. Их храбрость скомпрометировала события вокруг рейда Джеймсона – это в высшей степени незаслуженное позорное пятно они (и другие такие же части) навсегда смыли своей кровью и кровью врага. Командовал ими горячий маленький улан Чисхольм и майоры Карри Дэвис и Вулс-Сампсон – два богатыря, которые предпочли преторийскую тюрьму одолжениям Крюгера. Кавалеристов взбесило прибывшее в Ледисмит накануне вечером соглашение об обмене военнопленными. В послании буры Йоханнесбурга и голландцы спрашивали, в какую форму одели полк легкой кавалерии, поскольку им не терпится повстречаться с ним на поле боя. Эти люди жили рядом и прекрасно друг друга знали. Бурам не стоило беспокоиться о форме, потому что уже на следующий день полк легкой кавалерии оказался достаточно близко, чтобы увидеть знакомые лица.

Было около восьми часов прекрасного летнего утра, когда небольшое войско встретилось с немногочисленными разрозненными аванпостами буров. Стреляя, те отходили перед наступающим Имперским полком легкой кавалерии. Вскоре на красновато-коричневом склоне холма Эландслаагте стали различимы зеленые и белые палатки захватчиков. Внизу, на железнодорожной станции красного кирпича, можно было видеть, как буры выбегали из зданий, в которых провели ночь. Маленькие натальские орудия, стрелявшие устаревшим дымным порохом, выпустили по станции несколько снарядов. Один из залпов, говорят, попал в бурский полевой госпиталь, его артиллеристы не могли видеть. Инцидент, безусловно, вызывает сожаление, но, поскольку в госпитале не могло находиться больных, серьезного несчастья не произошло.

Однако закопченным семифунтовым пушкам вскоре предстояло встретиться со своим старшим родственником. Много выше на отдаленном склоне, на долгих тысячу ярдов дальше наших возможностей, вдруг ярко вспыхнуло. Никакого дыма, только пламя, а потом затяжной свистящий звук и тяжелый удар зарывшегося в землю снаряда под орудием-предком. Такое определение расстояния до цели порадовало бы самых придирчивых инспекторов Оухемптона. Снова удар, еще и еще, прямо в сердце батареи. Шесть дул маленьких пушек были подняты под максимально возможным углом, которые все вместе рявкали в бессильной ярости. Рухнул новый снаряд, и командир в безысходности опустил полевой бинокль, увидев, что британские снаряды падают на склоне очень далеко от цели. Поражение Джеймсона явно не было следствием недостатков его артиллерии. Френч, поразмыслив, скоро пришел к заключению, что буров для него многовато, а если эти «пятнадцатифунтовики» желают попрактиковаться в прицельной стрельбе, то пусть поищут себе другую мишень, кроме натальской полевой артиллерии. Несколько кратких приказов, и все его войска движутся в тыл. Там, вне пределов досягаемости опасных пушек, они остановились, обрезали телеграфный провод, присоединили телефонный, и Френч зашептал о своих проблемах в ухо Ледисмита, полное сочувствия. Он не зря сотрясал воздух. Ему пришлось сказать, что там, где он ожидал найти несколько сотен стрелков, оказалось около двух тысяч, и там, где, по его мнению, не должно было быть никаких орудий, обнаружилось два, и очень хороших. Ответом ему было, что к нему на помощь направлено столько солдат, сколько было возможно.