Ангола: неизвестная война - страница 14
И каждый раз, направляясь в зарубежную командираку, взлетая из Шереметьво-2 и откинувшись на спинку аэрофлотовского лайнера Ил-62, я вспоминал мой первый полет в Луанду.
…Стоял холодный февраль 1977 года. Транспортно-десантный Ан-12 медленно, но верно набирал высоту, оставляя за собой заснеженный аэродром подмосковной Щербинки. Впереди несколько суток полета и неведомая, знакомая лишь по книгам, да телевизионным репортажам африканская страна. А позади — полтора курса Краснознаменного Военного Института Минобороны (для своих просто «ВИИяк»), бессонные ночи зубрежки («учите глаголы, парни» — вещал нам преподаватель португальского языка майор Борис Кононов). Он, да и другой наш преподаватель, Анатолий Киселев, сделали, пожалуй все возможное, чтобы из нас, вчерашних десятиклассников получилось что-то подобное военным переводчикам. Вот были преодолены все сложности с оформлением за рубеж, выправлены документы: не так уж часто в то время «за бугор» командировали «желторотых недоучек» после всего лишь трех семестров обучения. Почему? Да потому, что Ангола требовала: переводчиков, переводчиков и переводчиков.
Как говаривал мой шеф по второй командировке в Анголу в 1980–1983 годах полковник Шруб: «Я без толмача и шагу в этой стране не сделаю». Свое намерение он выполнял буквально, всюду таская меня за собой. Как-то на праздновании Нового года в советской военной миссии в Луанде, где присутствовали исключительно наши, прилично нагрузившийся армянского коньяка шеф, срочно подозвал меня к себе. Указав на клюющего носом коллегу-соседа, потребовал: «Ну-ка, переведи ему, что я скажу». «Товарищ полковник, но он же русский, наш!» Непонимающе уставившись на меня, Шруб повторил: «Ты переводчик? Так переводи — он же меня не понимает!». Этот курьезный случай послужил в дальнейшем основой для достаточно популярного в переводческой среде анекдота.
Но, если серьезно, то проблема общения с подсоветной стороной (так называли наших ангольских «протеже») стояла весьма остро. Лишь единицы из ангольцев знали русский язык, а переводчиков в первые годы крайне не хватало. Да и откуда им взяться? Потребностей не было. Салазаровкая Португалия отношений с СССР практически не имела, Бразилия тогда не входила в круг близких экономических партнеров Советского Союза, а для тайного обучения партизан из национально-освободительных движений Анголы, Мозамбика, Гвинеи-Биссау и Островов Зеленого Мыса хватало нескольких групп, выпущенных с основного курса главного военно-языкового центра страны — Военного института Министерства Обороны.
И вдруг — обвал. Диктатура в Португалии свергнута, бывшие колонии с населением в полтора десятка миллионов человек объявили о независимости и строительстве национальных армий по советскому образцу. Обратилась с такой просьбой к СССР и самая богатая из них Ангола. Для исполнения «интернационального долга» у нашей страны, казалось, было все: опыт военного строительства (правда, впоследствии выяснилось не во всем пригодный для маленьких национальных армий, ведущих партизанскую войну в условиях жарких и влажных тропиков), подготовленные военные кадры, современная боевая техника и вооружение. Не хватало только переводчиков. И их стали ускоренно готовить, призывать из запаса, брали даже испанистов, благо испанский и португальский языки достаточно близки и, владея одним, при желании можно быстро выучить другой. Посылали многих, без учета опыта и возраста, что, конечно, не шло на пользу делу.
Вот и нас, пятнадцать курсантов, поступивших в Военный институт в сентябре 1975 года и получивших при распределении португальский язык, «резко» ускорили. Рутинный график занятий был сломан. Теоретические дисциплины — языкознание, тактику — сократили (чай, практикой заниматься будут). Автодело — совсем по боку (вернутся, научим). Язык, язык и еще раз язык. На ночь — 50–60 новых слов, утром едва вспоминаешь 10–15. В неприкосновенности остались лишь история КПСС и уставы (это свято!), да «физо» («физо — оно и в Африке «физо!»). Каникулярный отпуск — отменили (в Африке отдохнут!) Ночью, обалдев от умственного напряжения, мозг уже рисовал радужные картины: мягкое кресло белоснежного лайнера «Аэрофлота», уносящего к роскошным пляжам Луанды, ласковые волны Атлантического океана, а главное — свобода. Никаких нарядов, построений, увольнительных в город…