Анка - страница 17

Зотова подхватило со скамьи:

— А что же я, на канате должен тянуть народ в клуб?

— Без каната обойтись можно. Заведите шашки, книжки интересные прочитайте, в газетке кое-кого протяните, — а прежде всего о себе прописать надо; пьески полезные покажите или другое что. А ты только и знаешь, что фортели ногами выкидывать да девчат хороводить под гармошку. Культура это? В том-то и беда вся, что народ мимо проходит. Только пьяные к ограде тулются, когда «за малым» потребно сходить.

— Он сам стаканчиком не брезгует.

— Ты, Анка, обманом людей не путай. Пьяным меня никогда не встречала. В отместку, что ли? Милиционер… Всегда из-за тебя собрания срываются.

— Так ли?

— Не знаю. Известно только, что рыбаки под носом у тебя водку глушат, драки учиняют, а собрания пустуют.

— А ты прямо в клубе заливаешься.

— Врешь.

— А третьего дня кто девчат до крику щипал? Забыл?

Зотов заерзал на скамейке и сердито проговорил:

— Не виноват же я, что тебе Пашка Белгородцев синяки наставляет.

— Ну ты! — руки Кострюкова запрыгали по столу. — Латрыга. Выгоню!.. — и круто повернул голову. — Товарищ! А товарищ!..

Представитель треста открыл глаза, посмотрел вокруг. Поднял с пола портфель, приблизился к Кострюкову.

— Давайте все к столу, а то заснете там.

В комнате заскрипели расшатанные скамейки, и над столом склонились красные косынки и взлохмаченные чубы.

— Я коротко, — сказал Кострюков и на минуту задумался. — Вчера рыбаки не пришли. Не являются и нынче. А еще хуже — могут выйти в море. Чего ж, атамана уже выбрали, ставь парус и отчаливай… Так вот. Сейчас же надобно обойти все дворы и объявить, что рыбалить будут те, кто договором с представителем треста заручится. А так в море не пустим. Не дозволим воровать у государства рыбу. Станем на берегу и не пустим. Есть?

Над столом еще ниже склонились головы.

— А вы, товарищ, непременно доставьте сюда сорочо́к и нитки. Без них рыбак в море не выйдет и даже хвоста от рыбы не сдаст вам, хоть и договор будет. Тайком перекупщику сплавит.

— Первыми же автомобилями, которые придут за рыбой, все будет доставлено, — заверил представитель треста.

— Ладно, если так. — Кострюков увидел на пороге Евгенушку. — Ну?

— Нет его.

— Где ж ему быть?

— Не знаю, — и тихо добавила: — Видать, позвали куда-нибудь…

Кострюков сокрушенно покачал головой.

— Помощник… Хоть в юбку наряжай его да в три шеи из совета… Зотов! Пиши! — и ткнул пальцем в стол. — «С нынешней весны объявляется запрет на самовольный лов рыбы в государственных водоемах. А потому всем рыбакам надо непременно явиться в совет для подписания договора на сдачу за деньги всего улова представителю рыбного треста. Кто пойдет супротив и не пожелает заручиться правом на лов, в море пущать не будем. Милиции и членам сельсовета строго блюсти порядок».

Кострюков внимательно просмотрел написанное, показал представителю треста. Тот кивнул головой.

— Хватит. Подробнее я буду пояснять устно.

Бумажка качнулась в воздухе, мягко легла на стол.

— Еще сорок штук таких, и жарьте по дворам. А ты, Анка, за берегом приглядывай. В море выпускать только с договорами. Воровать не дозволим, — и вышел из-за стола.

По улице прогремели дроги, послышались голоса. Хутор пробуждался. Заворочался и Григорий, перевернулся на спину. Видимо, ему приснилась гулянка; он, зевнув и уставившись полуоткрытыми глазами в стену, невнятно пробормотал:

— Глоточек один… Только глоточек… что ж вы… позабыли обо мне?

Кострюков взял его за волосы, приподнял голову.

— Нет, не забыли. На очередном партсобрании будем говорить о тебе, — и вышел во двор.

Словно веслом по голове ахнули, вышибли хмель. Шире открыл глаза, на локтях приподнялся. Возле Дарья сидит, гневом дышит на него.

— Когда за разум возьмешься, Григорий?..

Никогда не видел Дарью такой злой. Не узнал ее. Отвел глаза в сторону и ни слова в ответ. А она ниже гнет голову, сильнее обжигает дыханием.

— Стыдно тебе… А мне? А товарищам твоим каково перед людьми?

Григорий закусил губу, отвернулся…

Раннее утро полоскало улицы свежестью, бодрило людей. А Кострюкову было душно, прошибало по́том. Он снял картуз, пиджак и расстегнул ворот рубахи. Косматая голова то ложилась на плечо, то клонилась на грудь. И казалось ему, что под ним тонким льдом гнется земля, ускользает из-под ног. Люди смотрели ему вслед, переговаривались: