Анка - страница 40
Странное поведение отца рождало в голове Павла множество догадок, и, путаясь в них, он искал и не находил ответа на вопрос: «Почему Егоров, а не я? Почему?» Вспоминая «Черного ворона», на котором хвастливо разгуливал по морю Егоров, он выпрямлял крепкие руки, сжимал кулаки, гневно шептал:
— Почему?.. Почему?..
Не заметил Павел, как мимо прошла Анка. А увидев, оторвался от столба, окликнул ее.
— Некогда. В море выхожу, — не останавливаясь, ответила Анка, но, пройдя немного, обернулась. — Все на небо поглядываешь, мартынов считаешь? Почему дома, а не в море?
— Домоседю… Бабка захворала.
— Смотри, договор на тебя сделан, ты и отвечать будешь. Егоров туго сдает рыбу, а улов-то нынче богатый. Эх, ты… Размазня. А я-то думала… — и она ушла.
Павел вбежал в курень, рванул с вешалки винцараду, сунул в карман кусок хлеба и пустился к берегу, обогнав Анку.
Баркасы снимались с якорей, готовые к выходу в море. Павел прыгнул в подчалок и закричал стоявшему на корме «Черного ворона» Егорову:
— Погоди отчаливать!
— А что тебе?
— Я выхожу в море.
— Как?..
— Отец послал…
— Брешешь. Он уехал и наказал мне…
— А я говорю — отцом велено. Чего тебе? Баркас чей?
«Черный ворон» захлопал парусом, выставил грудь, оседая на корму, и прыгнул через бурун, с шумом врезавшись в воду. Тогда Павел взобрался на баркас Егорова, кивнул сухопайщикам:
— Валяй, ребята!
— Слезь, тогда сплывем! — запротестовали сухопайщики.
Павел поднялся во весь рост, повторил настойчивее:
— Валяй, ребята!
— А ты что за указ нам? Убирайся с баркаса!
Павел схватил обоих сухопайщиков за шиворот, сердито потряс:
— Или выкину на берег и один отчалю, или станови парус, — и сел у руля.
Когда Егоров оглянулся, он увидел пустой подчалок, подталкиваемый волнами к берегу, а следом за «Черным вороном» кувыркался его баркас. «Черный ворон», круто повернув назад, подлетел к баркасу. Егоров и Павел сцепились глазами, в руках заскрипели румпельки.
— Пусти на мой баркас! — потребовал Павел.
Егоров перебросил взгляд на сухопайщиков. Те молчали. Задыхаясь от гнева, тыча рукой в сторону Павла, закричал:
— Зачем? Зачем взяли его? Кто вам велел?
— Нахрапом влез, — оправдывались сухопайщики. — Ну, что мы?..
— Пусти, — настаивал Павел.
Но Егоров будто не слышал его и обрушил поток ругательств на сухопайщиков. Потом стих, бросил вполголоса:
— Переберете мои перетяги, а я поеду, снасти дяди Тимофея погляжу.
С угрозой посмотрел на них, покачал головой:
— Подлецы, подлецы! — и, опережая их, устремился в море.
Попутный ветер крепчал, и «Черный ворон» шел с такой легкостью и быстротой, что, казалось, не плыл, а низко летел над водой огромной однокрылой птицей, задевая брюхом гребни волн. Встречные рыбаки махали картузами и шляпами, думая, что на баркасе Тимофей, но, распознав Егорова, разочарованно спускали руки, завистливо ворчали:
— Родной сын такого почета не удостоился. Гляди, чего доброго, в наследники попадет. Везет парню, а?
А Егоров, подражая Тимофею, важно раскланивался с ними, выпячивая грудь. Миновав третью группу рыбаков, он козырьком приложил ко лбу ладонь, всмотрелся и повернул туда, где вдали виднелся одинокий баркас.
Согнувшись на сиделке и низко опустив голову, рыбак крепко спал и не слышал, как подчалил «Черный ворон». Егоров тихо окликнул его — раз, другой, третий… Потом взял связку бечевки, кинул ему на голову. Рыбак вздрогнул, испуганно отбросил бечевку и, облегченно вздохнув, улыбнулся.
— Не бунтует? — спросил Егоров.
— Нет. Когда пароход проходил, немного побаловалась, а теперь утихомирилась.
— Дай-ка поводец! — Егоров перегнулся через высокий борт.
Поводец натянулся, задрожал и, быстро слабея, упал на воду.
— Дошла, — сказал Егоров и к рыбаку: — Снимай буек и подавай к нам.
Осторожно выбрали крючковую снасть, перенесли через борт «Черного ворона», оставив в воде один поводец, и сняли буек.
— Дошла, — повторил Егоров. — Видать, глубоко проглотила.
— А мне как быть?
— Поезжай туда, где мои перетяги, и скажи ребятам, чтоб до завтрашнего вечера держались на воде. А Егоров, мол, ушел дальше косяк искать, тут улова нету.
— Зачем? — удивился рыбак.