Анка - страница 43

— Не могу так. Надо указать в пометке точный вес. Не беспокойся, не обманем. Ну, ребята. Берись. Давайте в ледник ее снесем.

Панюхай усмехнулся:

— И брать нечего. Разве таких мы подсекали? Скажите, диковина какая… — и пошел со двора.

…В клубе не рыдала жалобной песней гармошка, не заливалась голосистым «страданьем», не рассыпалась веселыми переборами, от которых и у молодых, и у стариков ноги сами в пляс пускаются… Знали все, что была гармошка и не стало ее. Не стало слышно по вечерам и веселья. Клуб опустел, затих. Но сегодня со всех сторон хутора сходились к нему люди. Шли медленно рыбаки, покачивая саженными плечами, торопились любопытные женщины, бежали вперегонки ребятишки. После долгого раздумья пошел и Тимофей, сгорая от любопытства: «Какую же отметину получит сукин сын?»

Войдя в ограду, по привычке снял картуз, но не перекрестился и занес на ступеньку ногу. Словно ладаном, курился махорочным дымом шумный клуб. Люди беспокойно ерзали на скамейках, вставали, переходили с места на место, громко разговаривали.

В глубине за столом, покрытым красной материей, сидели Кострюков, Анка, Жуков и представитель треста.

К ним в одиночку подходили рыбаки, получали какие-то свертки и со смущенно-радостными лицами возвращались на место.

Тимофей оттопырил ухо, вслушался.

— Костин. Восемьдесят четыре процента выполнения плана, — громко объявил Жуков.

— Два кило сахару и четыреста граммов табаку, — подхватил представитель треста.

Анка выдавала свертки.

— Шульгин. Девяносто процентов.

— Три кило сахару, пятьсот граммов табаку, два куска мыла.

— Коваленко. Девяносто восемь процентов.

— Тысячу граммов табаку, винцараду и шестнадцать килограммов муки.

У Тимофея упала рука, он брезгливо поморщился: «Покупаем, продаем…»

Незаметно прошел немного вглубь и, увидев надпись из ярких красных букв «За большевистскую путину», остановился.

Возле скучившихся рыбаков топтался Панюхай и, кивая головой в сторону Евгенушки, беспрестанно повторял:

— Ишь ты, держи ее за хвост, какие картинки нарисовала, что глядеть чудно́,— и тут же добавлял: — Анка ей помогала. Дочка моя. Тоже, чебак не курица, мастерица.

Поодаль стоял взволнованный Зотов, дергал за руку Дубова.

— Ты. Ты это все проделал.

— Отстань.

— Чего отстань. По-товарищески это, а? — он показал на стенгазету, где был изображен клуб, а возле него с поднятой рукой человек. Внизу надпись: «Просьба не шуметь и мимо не ходить. Клуб спит». Рядом другой рисунок: Зотов, обливаясь потом, скачет на ягодицах и пятках по полу. И внизу — «Клубная работа по-зотовски».

— При чем я? Люди не идут, — не унимался Зотов.

— Чего ты скрипишь? — рассердился Дубов. Подошел к газете, в соседнюю колонку пальцем ткнул: — Смотри. Не тебя одного протянули.

Комната в разрезе. На столе спит Дубов, упершись ногами в потолок. Дверь, затянутая паутиной, на замке. Маленькая дощечка с надписью: «Комсомольская организация».

— Видишь? Сам от стыда сгораю.

— Но ты же в редколлегии? Не мог это дело…

— Отстань! — и Дубов скрылся.

Панюхай почесал кадык, рассыпал по руке бородку.

— Ага? Допекает? Вот засек, до печенок достает.

— А тебя нешто не допекло? — огрызнулся Зотов.

— Мы людишки махонькие. И почтенье нам не оказано, — хитро подмигнул Панюхай одному из рыбаков.

— Разуй глаза, авось и себя увидишь.

— Что? Ну, ну! — Панюхай недоверчиво посмотрел на Зотова, подошел к газете, ткнул носом, потом бородой, отошел, приблизился и шлепнул ладонью по рисунку. Медленно развел пальцы, заморгал голыми веками, потер ладонью рисунок. Узнал. Себя узнал. У берега плавает корзина, на ней дремлет старичок с удочкой в руке. И борода камышинками торчит, как у него, и рубаха полосатая, поясок шнурковый, и все, все… Даже платок ситцевый на голове, с черными крапинками, и повязан так, что один конец, которым Панюхай глаза протирает, длиннее.

Оторвался от газеты, пощипал бородку, обернулся к Евгенушке, странно шевеля губами. А та думала, что он улыбается ей, и закивала головой.

— Ах ты, сула недоваренная… Распоганая девка… — Панюхай сплюнул и — к Зотову: — А картинка с пропиской какой, а?

— Как же. Вот: «Дед Панюхай на глубьевом лове».